Стеклобой

— Даже при неминуемой щедрой раздаче своих детей я назад не получу? — упрямо продолжал Романов. Мысль продолжала работать, что-то на самом краю сознания беспокоило его, но вытащить эту занозу никак не удавалось. Казалось, в самом начале беседы Иван сам не зная того, обронил ключ к разгадке, проговорился, и искать нужно там. Должно быть слабое место, у каждого оно есть…

— Если захочешь, получишь, — чеканя слова проговорил Иван и чиркнул зажигалкой, вызвав голубоватое пламя. — Ты в курсе, почему все время видишь во мне отца? — знакомое лицо опять проступило в его чертах, спина расправилась, голос на мгновение стал сиплым и тихим, а движения — резкими. Романову захотелось отвести глаза.

— Отец хотел гордиться мной. Я и сам этого хотел, — с трудом выговорил он. Чувство пьянящего всемогущества на мгновение вспомнилось ему, и отозвалось легкой, почти забытой болью.

— Нет, Дмитрий Романов, Петербург, — ты видишь его, потому что вы суть одно, — Иван, не мигая, смотрел на пламя. — Твоему отцу было жаль, что ты бездарность, а тебе жаль, что дети гении. Вы отражение друг друга, оба равняете своих пацанов с другими. Если ты всерьез захочешь вернуть себе талантливых — навсегда талантливых, в отличие от тебя, — пацанов, да будет так. Но если ты захочешь чего-то другого, детям, поверь, со мной будет спокойнее. Поворачивай зеркало, пора! — крикнул Иван и метко швырнул зажигалку в окно, синими перьями взметнулось пламя. — Никак, понимаешь, не согреюсь!

— А если я уйду вместе с антиквариатом? — спросил Романов, отступил к двери и толкнул ее плечом. Он с тревогой оглядел двор, но пацанов видно не было.

— Значит ты трус, Романов, трус на паучьих лапках, напивающийся в Селищах от гнетущего чувства бездарности. Из черной зависти к своим пацанам ты не готов отпустить их? Из-за желания властвовать хоть над кем-то? — презрительно усмехнулся Иван. — Боишься проверить, на что ты годен и чего стоишь.

— Это не так. Я прочитал заявление, и видел Варино желание о потомках. Саша погибла по-настоящему, — твердо сказал Романов.

— Прочитал, а выводы произвести не смог, — Иван теперь стоял прямо перед ним, от напряжения он покачивался, на лице плавали отсветы пламени из окна. — Потомки — это ты верно прочел. Варино желание было страшное, голодное, имеющее свою цену. Я взял одну только Сашу, и с ней случилось то, что случилось. Но пацанов это не коснулось, цена огромна, но не бесконечна. Иногда желаемое стоит жизни, своей или чужой, — Иван смотрел на него в упор. — Ну что, жертва филологии, успокоился? Поворачивай зеркало.

Романов сполз на пол, ноги совсем перестали слушаться его. Он держался за зеркало, как будто тонул, проваливался через пол.

— Саше судьбу, значит, сами подбирали? — спросил он снизу.

— Сам. Должность такая. Нечуткая, — Иван подошел и взялся за раму с оленями.

Не зная, что сделает в следующую секунду, Романов поднялся, посмотрел в зеркало перед собой и его отражение медленно проявилось в нем. Оно заполнило мерцающую темную поверхность целиком, и в его глубине, отражаясь под странным углом, почему-то возник Макс. Романов обернулся, лицо Макса запеклось в кровавую маску, в ней поблескивали мелкие осколки стекла, очки треснули и висели на одной дужке, в руке Макс держал пистолет. Тот самый, что дала Романову Александрия Петровна, наверное он выронил его во время драки в вагоне.

— Отойди от прибора, Митя, — сказал Макс негромко и снял очки каким-то беспомощным движением. — Торопился на ваше заседание, беру пост председательствующего в свои руки, похоже, прения теплой компании рискуют перейти в горячие споры. Отойди от зеркала, а то сработает случайно, и амба всей моей многолетней работе. Ты меня неплохо отделал, но убивать, конечно, пока не умеешь. А я, как ты знаешь, ничего не забываю.

Романов похолодел, кукольный домик вновь превратился в сцену, она медленно тронулась вбок, делая оборот, зал оказался за спиной.

— К нам вернулся невинно недоубиенный Максим, — проговорил Иван, лицо его как будто смазалось, молниеносно отражая гнев, разочарование и досаду, а затем немигающий взор уставился на Романова. — Дмитрий Сергеевич, тебе ничего доверить нельзя, аркебузу дай, все равно пальцем в небо попадешь. Зеркало береги, Димма, — понизил голос он, — а то наш очкарик моноколь потерял, сейчас сослепу палить начнет, антиквариат может повредить.

Макс проковылял на середину комнаты, не опуская пистолета.

— Кто это мы сегодня? Не узнаю вас в гриме, — сказал Макс пошатываясь и встал так, чтобы целиться сразу в обоих.

— Это Мироедов, — сквозь зубы сказал Романов, говорить с Максом было бессмысленно, тот не умел проигрывать и отступать, в Максовой голове сейчас открыто руководство к действию, пункт за пунктом он станет выполнять написанное в нем.