Степные рубежи России

Непростым вопросом была судьба пасынка Менгли Гирея, Абдуллатифа. На протяжении пятнадцати лет письма из Крыма то упрашивали великих князей, то с угрозами требовали вернуть Абдуллатифа в Крым, но безуспешно. Когда, несколькими годами раньше, Иван предупреждал Менгли, что литовцы никогда не отпускают своих пленников, он мог бы заметить, что Москва придерживается аналогичного принципа. Последующие восемь лет, в течение которых Абдуллатифа удерживали в московских владениях, вплоть до его таинственной смерти в 1517 году, показали, что Москва все сильнее уверена в своих силах.

Все началось в 1502 году, когда Иван сообщил Менгли Гирею, что Абдуллатиф не оправдал его ожиданий, получив отцовский юрт

(удел) – Казань. Великий князь Московский объяснил, что вся Казанская область пострадала при Абдуллатифе, нарушившем клятву, которую он дал, когда поднимался на казанский престол, и чинившем насилия как против русских, так и против мусульман. Поэтому Иван был вынужден сместить Абдуллатифа и вернуть казанский престол Мухаммеду-Амину[287].

Упрямство Ивана III, не желавшего разрешить Абдуллатифу вернуться в Крым, несмотря на все обращения Менгли Гирея и мольбы Нур-Султан, вовсе не означало, что он как-то особенно плохо относится к крымскому князю. Иван был не менее суров к своему внуку Дмитрию, виновному в дерзости по отношению к нему, или к тем жителям Рязани, которые, нарушив его запреты, ушли к донским казакам; их семьи были казнены или проданы в рабство. Твердость Ивана и суровость наказания должны были наглядно продемонстрировать, что нелояльность по отношению к великому князю с рук не сойдет: «…ведь жалует всякой того, кой служит и норовит»[288]

.

В 1509 году великий князь Василий проявил больше милости, чем его отец, и вернул Абдуллатифа из изгнания. Из Крыма попросили дать ему в удел Каширу, но Василий вежливо отказал. Вместо этого, приведя Абдуллатифа к присяге в присутствии крымских послов, Василий заявил: «…место его в своей земле дадим»[289]. Он получил в удел город Юрьев-Польский, «с данью и со всеми пошлинами». В свое время отец Василия, Иван III, выделил Мухаммеду-Амину Каширу. Теперь Василий, вручая Абдуллатифу Юрьев вместо Каширы, тем самым подтвердил свое право отдавать Каширу, кому пожелает, не превращая ее в удел князей-Чингизидов. Разумеется, желание держать Абдуллатифа подальше от Крыма и Литвы могло быть еще одной причиной, почему Василий засунул его в безопасный и отдаленный город к северо-востоку от Москвы[290]

.

Сомнения Василия в верности Абдуллатифа очевидны из текста шерти, согласно которой Абдуллатиф не имел права находиться в сношениях с Польско-Литовским государством и должен был жить в мире с другими татарскими князьями на службе великого князя: Янаем в Касимове и Шейх-Авлияром в Сурожике (городе к северу от Звенигорода). Не должен был Абдуллатиф и «из великого князя Васильевы земли вон не ити никуде без великого князя веленья», не посылать войска против Казани и не нападать на московских казаков, отправляющихся в Степь. Абдуллатиф обещал проявлять благосклонность ко всем христианам, не чинить насилия христианам и христианским церквам и помогать русским, бежавшим из плена, вернуться в московские земли. Василий и Абдуллатиф согласились не принимать беглецов друг от друга, за исключением четырех крымских аристократических кланов. Обе стороны поклялись соблюдать этот договор, и крымские послы поклялись вместе с Абдуллатифом[291].

Эта шерть, подобно многим другим, которые за ней последовали, прекрасно отражала всю двойственность крымско-московских отношений. В то время как Москва называла эту шерть присягой, которую Абдуллатиф принес великому князю, в действительности она была письменным двусторонним договором, скрепленным взаимными клятвами Василия и Абдуллатифа, которого представляли крымские послы. Хотя шерть не оставляла сомнений, что Абдуллатиф менее значим, чем Василий, обязан жить в христианских землях и не поддерживать связей ни с кем за пределами московских земель, Василий называл его братом и даровал ему полную автономию в Юрьевском уделе.

Подобные несоответствия были результатом сложного переплетения старого и нового в степной политике. Де-факто Москва отдалялась от своих степных соседей; де-юре она продолжала оставаться частью политической системы Золотой Орды. Поэтому крымские татары продолжали считать Москву зависимым от них государством. На выход из привычных политических конструкций и приведение их в соответствие с новой реальностью у Москвы уйдет два столетия.

Конец крымско-московского союза