Степные рубежи России

Во всей этой перетасовке правителей Казани, Крыма и Астрахани важнейшую роль продолжали играть ногайцы, которыми правили многочисленные сыновья покойного бия Мусы – Шигим, Шейдяк, Мамай (Шейх-Мамай), Кучум (Кошум), Юсуф и Исмаил. Среди ногайцев тоже были как сторонники Москвы, так и сторонники Крыма. В сентябре 1532 года послы и торговцы лошадьми мирзы Кучума прибыли в Москву продавать своих коней. На следующий год Юсуф поддержал пророссийскую партию в Казани, выдав свою дочь Сююмбике замуж за казанского хана Джан-Али. В 1534 году, оценив важность набирающего обороты стратегического партнерства между ногайцами и Москвой, бий Шейдяк совместно с другими мирзами отправил в Москву большое посольство, надеясь получить такое же большое вознаграждение[324].

Москва решила отделаться расплывчатыми обещаниями и продолжать тянуть время, как она делала в прошлом. Но на сей раз тактика не оправдала себя: разгневанный Шейдяк заявил, что касимовские казаки ограбили несколько торговых караванов, посланных ногайцами в Казань, что в ходе одного из этих грабежей было захвачено шестьдесят купцов и товары на 200 тысяч алтын и что Москва так и не вернула ни пленников, ни товары. Кроме того, просьбы главных ногайских правителей, Шейдяка, Мамая и Юсуфа, о дополнительных подарках не были удовлетворены.

Шейдяк был готов воспользоваться тем фактом, что после смерти Василия в 1533 году на московском престоле оказался малолетний Иван IV. Чтобы подчеркнуть, что Шейдяк выше по рангу, чем новый великий князь Московский, он запретил Ивану называть себя отцом и братом Шейдяка. Вместо этого он сам стал обращаться к Ивану как к своему сыну. И, не оставляя у Москвы никаких сомнений по поводу своих политических амбиций, Шейдяк потребовал признания за ним такого же статуса, как за покойным крымским ханом Мухаммедом Гиреем, а также выплаты дани – ему самому 60 тысяч алтын, а его брату Мамаю столько же денег, сколько крымскому калгаю. Шейдяк подтвердил свои претензии недвусмысленной угрозой: «Учнешь же спор или затейку чинити, отец наш праведно: и князь к вам до Москвы дохажывал»[325]

.

Москва могла не придавать значения самонадеянным заявлениям ногайцев до той поры, пока разведка сообщала, что ногайцы сами в осаде – с востока на них наступают казахи, а с юго-запада – крымские татары. Но в 1535 году ситуация переменилась. Бий Шейдяк написал Ивану IV, хвастаясь, что он окружил казахов и захватил казахский юрт Ахмед-хана (Ходжи-Мехмеда) и его пятнадцать сыновей и теперь располагает 300 тысячами всадников. Не скрывая своего презрения, Шейдяк называл Ивана неверным[326].

Угрозы и ругательства на Москву не действовали, а вот прагматические соображения играли важную роль. Консолидация власти в Крыму в руках Сахиба Гирея и переворот в Казани, в результате которого у власти оказалась крымская партия, создали могущественную и опасную антимосковскую ось. Когда в 1535 году московская разведка сообщила о готовящихся набегах со стороны Крыма, правительство немедленно отправило послов к мирзе Исмаилу, чьи ногайцы занимали приволжские пастбища. В обмен на подарки для множества мирз, а также канонира, аркебузира и полный воинский доспех для самого Исмаила мирза обещал не допустить набегов крымских татар или его собственных ногайцев на московские земли. Оборона от Казани и Польши оставалась делом самой Москвы[327].

Тем временем положение ногайцев ухудшалось, пока не стало отчаянным. Давление со стороны казахов, не остановившееся, несмотря на эфемерную победу Шейдяка, и продолжающаяся вражда с Крымом привели к тому, что пастбищ недоставало и ногайцы воевали за них уже между собой. Не выдержав натиска казахов, Мамай был вынужден бросить свои пастбища вдоль Яика и присоединиться к Юсуфу, кочевавшему в окрестностях Казани. Вновь начавшееся переселение казахов и ногайцев нарушило функционирование торгового пути, соединявшего Казань с Бухарой, и подорвало доходы Шейдяка. Многие из его мирз, обнищавшие и отчаявшиеся, ушли в Астрахань[328]

.

В 1536 году Шейдяк отправил своих послов в Астрахань, угрожая набегом, если беглых мирз не вернут. Посольство в Москву, отбывшее в то же время и состоявшее из 60 человек и 500 лошадей, потребовало вернуть награбленное имущество, а также вручить в знак дружбы сукна, доспехи, золотое седло и уздечку, меховую шапку, 300 тысяч гвоздей, краски и масло для красок. Шейдяк объяснил, что его люди напали на московское пограничье лишь потому, что московские казаки каждый год угоняют у него 10 тысяч лошадей. Москва была настроена неуступчиво; в ответ она лишь строго упрекнула Шейдяка за то, что он вообще поднял этот вопрос[329].