Степные рубежи России

После успешного похода Девлет Гирей пригрозил новыми набегами, если Иван не отдаст ему Казань и Астрахань. Иван IV, отчаявшийся и еле выдерживавший натиск с запада и юга, отправил послов к хану с деньгами и подарками и обещал вернуть Астрахань. Девлет Гирей упрямо настаивал, что Казань тоже должна принадлежать ему. Чтобы показать серьезность своих слов, хан вновь пошел на Москву весной 1572 года. Однако на сей раз русские войска были готовы к встрече с крымскими татарами и нанесли им ряд поражений. Девлет решил пойти на компромисс и написал Ивану, что удовольствуется и одной Астраханью. Но Иван уже не желал ничего уступать. Он проинструктировал своих послов, чтобы они уменьшили число подарков хану и твердо стояли на том, что Казань и Астрахань останутся частью Московского государства[374]

.

Сдерживание ногайцев, 1577–1582 годы

Обещание Тин-Ахмеда во всем следовать своему отцу означало, помимо прочего, еще и то, что Москву продолжали осаждать жалобами и просьбами по поводу реки Бузан, строительства крепости в дельте Волги, возвращения пленных ногайцев и, конечно же, получения денег и подарков. Запросы были привычными, ответы Москвы – тоже. Как-то раз, в 1564 году, пытаясь воздействовать на процесс принятия решений в Москве, Тин-Ахмед написал дьяку Андрею Васильевичу, пообещав ему, что будет обращаться с ним как с одним из собственных карачи, если тот возьмет на себя отстаивание интересов Тин-Ахмеда перед царем. Эта довольно неуклюжая попытка завербовать московского чиновника в той же манере, в какой действовала сама Москва, выплачивавшая содержание своим сторонникам среди ногайцев, указывала на глубокое непонимание самой природы московского самодержавия[375]

.

Пока набеги на южное пограничье Московии приносили больше денег, чем Москва была готова послать своим друзьям, крымские татары и ногайцы продолжали устраивать набеги. Попытка Москвы оттеснить ногайцев от Волги не дала желаемого результата. Информаторы среди ногайцев сообщали, что как бий Тин-Ахмед, так и Урус-мирза отправляли своих всадников участвовать в крымских набегах на московские земли.

Москва оставалась глуха к жалобам ногайцев, но и ногайские правители не прислушивались к жалобам Москвы. В 1577 году Тин-Ахмед отверг обвинения московского посла, настаивая, что в набегах участвовали не его люди, а люди Уруса. И, несмотря на это, с горечью говорил он, Москва присылала Урусу больше денег, чем ему. Когда тот же вопрос был поставлен перед Урусом, он ответил, что, если из Москвы не будет поступать достаточно денег, он не сможет контролировать собственных людей и что он рассматривает возможность уйти в Крым. Урус самым логичным образом сослался на прецедент времен Золотой Орды, позволявший точно оценить стоимость союза с Москвой: его предок Нуреддин некогда получал платежи от хана Золотой Орды Тимур-Кутлуга, а его отец, Исмаил, получал меховой одежды, меда и тканей из Казани на общую сумму 40 тысяч алтын и аналогичную сумму из Астрахани. Теперь, поскольку все эти юрты принадлежали Москве, Иван должен был платить ему такие же деньги. Тогда он сможет не только убедить своих людей остановить набеги, но и вернуть тех, кто покинул его и ушел в Крым[376]. Его аргументы были как нельзя более прозрачными: контроль Москвы над регионом, прежде принадлежавшим ханам Золотой Орды, уже не подвергался сомнению, но точно так же не подвергалась сомнению и обязанность Москвы платить те же деньги, которые платили ее славные предшественники.

В то время как ногайцы старались восстановить и поддержать старинную систему дани, Москва пыталась превратить традиционные платежи в вознаграждения, вручавшиеся лишь тем, кто показывал свою лояльность. Но посылать правильные денежные суммы и подарки было не так просто. Если какой-либо мирза получал вознаграждение, другие мирзы немедленно требовали такую же или более значительную сумму. Отцы хотели получать не меньше денег, чем их сыновья, дяди – не меньше, чем их племянники, а политические соперники претендовали на более высокий статус относительно друг друга и, следовательно, на большие суммы денег. Подобная спираль вымогательских требований была бесконечной, поскольку отражала иерархии почета и родства среди ногайских мирз.