Потерпев ряд унизительных поражений в войне с Польско-Литовским государством и Швецией, Иван IV был вынужден искать мира с западными и северными соседями. В январе 1582 года он заключил десятилетнее перемирие с Речью Посполитой, а в следующем году – со Швецией. Теперь Москва могла перенаправить свои силы на южное пограничье, продолжавшее страдать от разрушительных походов крымских татар и ногайцев. Москва решила укрепить свою оборону на южном направлении, присоединив к
В середине 1580‐х годов в Казанской земле как грибы росли новые крепости, отмечая продвижение московской военной колонизации в сторону Сибири. В 1584 году на реке Вятке были заложены крепость Уржум и Малмыж, а через два года московиты уже строили крепость Уфу на реке Белой, далеко к востоку от Вятки. Двигаясь вдоль по течению рек, московиты расширяли свои владения и к югу, вдоль Волги. В 1586 году была воздвигнута крепость Самара, а в течение следующих четырех лет – Царицын и Саратов[388]
.Для ногайцев строительство новых крепостей на Волге означало возросшую зависимость от Москвы, которая могла теперь лучше контролировать речные переправы и доступ ногайцев к ближайшим пастбищам. Урус-бий предпринял последнюю попытку добиться помощи против московской экспансии, попросив крымского хана обратиться от лица ногайцев к османскому султану. Но помощи ждать не приходилось – у Высокой Порты были другие первоочередные задачи, а Крым был погружен в династическую борьбу.
В 1586 году, воспользовавшись нестабильностью в Крыму, ногайцы согласились помочь одному из претендентов, Саадату Гирею, отомстить за смерть отца и вернуть себе крымский престол. Правящего крымского хана Ислама Гирея спасло лишь вмешательство османов. Тот факт, что ногайцы поддержали восстание, направленное против османского влияния, еще больше увеличил пропасть между ними и Портой. В 1587 году Урус написал в Стамбул и, как будто дразня султана напоминанием об упущенной возможности помочь ногайцам и расширить влияние империи, объяснил, что «чья будет Астрахань, и Волга, и Еик, того будет вся ногайская орда». Поэтому, сообщил султану Урус, он против собственного желания покоряется московскому царю[389]
.Конечно, его «покорность» долго не продлилась: ногайские заявления о том, что они покоряются против собственной воли, как правило, были лишь средством повысить ставки в переговорах. В 1588 году, столкнувшись с враждебным отношением астраханских властей, некоторые ногайцы решили покинуть Волгу и перебрались на пастбища у Дона, под османско-крымскую защиту. Новый крымский хан, Казы Гирей, торжествующе написал в Москву, что к нему в Крым явились 100 тысяч ногайцев.
Число ногайцев было сильно преувеличено. К тому же их покорность Крыму оказалась столь же недолговечной, как и их прежняя покорность Москве. Прибыв на берега Дона, ногайцы немедленно оказались под ударом своих прежних соперников. Некоторые ногайцы были вынуждены бежать обратно на астраханские земли, а другие оказались в плену у казы-ногайцев. Это столкновение привело к серии набегов астраханцев и казы-ногайцев друг на друга, столь яростных, что к 1590 году множество ногайских вождей с обеих сторон, в том числе и бий Урус, погибли[390]
.Тем временем два могучих похода крымских татар в 1587–1588 годах убедили Москву отказаться от каких-либо попыток использовать претендента на крымский престол Мурада Гирея, вначале бежавшего в Москву, а затем отправленного в Астрахань, где он возглавил контингент нерусских войск. Опасаясь еще более разрушительных набегов в случае, если Мурад Гирей не будет отправлен назад в Крым, Москва согласилась разрешить ему либо остаться в московских землях, либо покинуть их. В 1590 году, вскоре после того как Мурад Гирей принял решение уехать, его вместе с сыном нашли в Астрахани мертвыми, по всей видимости их отравили. Москва обвинила в убийстве Крым, но аналогичные инциденты с Нур-Девлетом и Абдуллатифом указывают на виновность самой Москвы[391]
.