Стерегущие золото грифы

Охотник появился, улыбаясь, даже не задыхаясь от быстрого бега. Чуть наклонившись вбок, оглядел Ойгора.

– Подстреленная дичь, – сказал он. – Первой же стрелой. Жаль, вторая мимо пролетела.

Эркеле беспомощно оглянулась на Ойгора. Значит, он бежал раненый?

– Идем со мной. На что он тебе? Нужно выбирать того, кто сильнее. Даже зверь так делает.

– Я уже выбрала того, кто сильнее, – ответила Эркеле, облизывая сухие губы.

Внезапно справа раздался холодящий кровь сердитый рык. Охотник мгновенно натянул тетиву, одновременно разворачиваясь на звук. Исполинский бурый медведь выступил из сумеречных таежных теней – сам не то тень, не то живое существо. Он поднялся на задние лапы и снова заревел. Железный наконечник стрелы тут же впился ему в грудь. Оцепеневшая Эркеле перевела взгляд на Охотника и невольно восхитилась: на его лице не было и следа страха. Только уверенность в себе и азарт. Он бросил лук и снял с пояса длинный нож.

Медведь грузно опустился на все четыре лапы, ломая стрелу, и бросился на человека. Что-то в черных угольках его глаз дало Эркеле понять, что для них с Ойгором хищник не опасен.

– Спасибо, Меш Ээзи, – сказала она звенящим от напряжения голосом и помогла Ойгору подняться. – Постарайся, пожалуйста. Уйдем отсюда.

Человеческий стон и рев раненого животного заставили Эркеле обернуться еще раз, прежде чем уйти. Огромный зверь сжал Охотника в смертельных объятьях. Холодное железо ножа заливала темная кровь. Человек и Тайга сошлись в схватке, и ни один не сомневался в своих силах. Посиневшие губы Охотника, покрытые розовой пеной, не покидала нагловатая улыбка, даже когда острые зубы сомкнулись на его горле. Эркеле поспешно отвернулась.

Когда начался кедрач, а солнце уже почти село, Эркеле приметила просторную полость в корнях. Там и решили укрыться на ночлег.

Ойгор обессиленно привалился боком к узловатому корню и закрыл глаза, придерживая стрелу у основания. Он дышал мелко, неполной грудью. Левую половину живота и поясницы заливала кровь, стекая на штаны. Стрела, кажется, не задела жизненно важные органы, пройдя намного ниже сердца, но Ойгор истечет кровью еще до рассвета.

– Что мне делать? – беспомощно спросила Эркеле. – Почему ты не сказал, что ранен? Я бежала и даже не оглядывалась, слыша, что ты не отстаешь.

– Это ничего бы не изменило, – ответил Ойгор. – Послушай, ты должна обломать стрелу поближе к телу. Она мешает. Выдергивать нельзя, даже не думай. Кровь не остановим. Погоди, у тебя же есть нож.

Эркеле кивнула и принялась отпиливать торчащую спереди и сзади стрелу, оставляя в теле лишь обломок, запечатывающий рану. Ойгор терпел, сжав зубы. Иногда он на короткое мгновение терял сознание от слабости и боли. Милое личико Эркеле расплывалось яркими пятнами, и наступала тьма, тут же вновь сменяясь сумеречным светом предзакатной Тайги.

– Ты не потеряла мешок, что дала Сестра?

Эркеле покачала головой.

– Нет ли там воды?

Эркеле обнаружила хлеб, сыр и немного вареного мяса. Воды не было. Да и от еды, весь день пробывшей на жаре, неприятно пахло.

– Я поищу воду. Лежи, – сказала Эркеле и растворилась в Тайге.

Ойгор сжал нож в слабой руке и стал ждать.

Она вернулась быстро. Ее рубаха стала короче. С кривого подола свисали нитки. Оторванную часть Эркеле бережно сжимала в руках. Ткань была насквозь мокрая.

– Мне же не во что набрать воду, – виновато пробормотала Эркеле. – Там ручей есть. Я помогу тебе дойти, как только немного отдохнешь. А пока – вот.

Она аккуратно выжала ткань так, чтобы тонкая прерывающаяся струйка мутной воды попала на губы Ойгора. Ему удалось сделать несколько глотков. Эркеле отерла кровь с его тела и отбросила влажную окровавленную тряпку прочь.

– Пойдем к ручью. Промою рану, оторву еще кусок рубахи и перевяжу потуже. Так ведь можно будет вытащить стрелу, да?

– Я уже никуда не дойду, – улыбнулся Ойгор, проведя ледяными пальцами по щеке Эркеле.

– Хорошо, полежи еще. Правда, скоро будет совсем темно, но я вижу в темноте и…

– Я уже никуда не дойду, – повторил Ойгор, прикладывая палец к ее губам, чтобы она не продолжала.

Он разглядывал Эркеле в последнем свете засыпающего дня: грязная, растрепанная, одетая в лохмотья, она оставалась прекрасным видением, таежным мороком.

– Теперь ты бы согласился пойти к тому озеру? – спросила Эркеле, глядя в сторону.

– Да, вот теперь у меня выбора нет.

– Я все это время вела тебя туда. Отдохни до утра, а потом пойдем. Напрямик это день пути. Но пути тяжелого. Придется пробиваться сквозь чащу и болота.

Она вымученно улыбнулась. Ойгор не ответил. Он был уверен, что умрет к утру.