Стигал

Здесь, прямо под нашей горой, прекрасная, раздольная, очень живописная межгорная долина, по которой протекает небольшая, но очень шустрая, холодная, говорливая речушка. Здесь же роскошная, уютная, ровная поляна, посередине которой небольшой, но очень глубокий естественный пруд. Тут же бьют из-под камней два родника. Вся эта картина – райский уголок – обрамлена горами, покрытыми дремучими лесами. В лесах дичь, в небе орлы, а в водоемах форель царская, горная. Но главное даже не в этом. Удивительно то, что с поляны, через просторное ущелье, открывается потрясающий вид на весь Кавказский хребет – как на ладони. И самое замечательное: ведь весь Кавказ – как оазис, а это оазис в оазисе, потому что с северной стороны отвесные, неприступные горы – монолит-скала, поросшая сосной и березой, и эта скала практически не пускает сюда северные ветра. Это место так прекрасно, загадочно и романтично, что там хочется быть и день и ночь – до того вид потрясающ. Однако издревле здесь никто не смел поселиться, потому что место уникальное по своей сути и ауре, и оно общее, общественное, и здесь испокон веков в год два раза – весной и осенью – собирались все местные жители и проводили праздник: пели песни, танцевали, устраивали представления и пиршества. И это всего два раза в году. А почему? Потому что, видимо, много праздновать нельзя и некогда. А еще важнее – многолюдье травмирует это трепетное изящество хрупкой природы. Все это знали наши предки и берегли для потомков этот уникальный уголок. Однако нынешнее поколение порою ведет себя не просто как варвары, а как какие-то иноземцы-захватчики. Вот и это место уже огородили для каких-то своих личных нужд. Кстати, и на моем участке планируют, мечтают что-то вроде турбазы построить. Правда, еще не огородили, но какие-то ультрасовременные чеченские парнишки в узких брюках и куцых пиджаках – менеджеры-госуправленцы – привезли каких-то иностранцев, вроде инвесторов, на мой участок все показывали, все рассказывали, а на меня даже внимания не обращали. Так я с берданкой из дома вышел, да как поверх голов дуплетом пальнул… Бедные иностранцы как драпу дали, благо под гору, так что иномарки их еле догнали. А ко мне после этого явился наряд местной милиции, с ними наш участковый. Меня с ружьем отвезли в местное РОВД, посадили, грозились, что заведут уголовное дело. Не знаю, кто, но кто-то из односельчан-родственников, видимо, позвонил дочери. В тот же день из Грозного приехал адвокат – русская женщина. Меня к вечеру отпустили, но ружье не отдали, хотя у меня все документы на это охотничье оружие были. Та же адвокат, благо, что русская, независимая от местных, подала жалобу в суд: незаконное вторжение в частную собственность, а мои действия расцениваются, мол, как предупреждение от вторжения и самооборона. Ружье вернули. Наш участковый лично привез и говорит:

– Мне приказано передать, что он немного подождет.

Я в блокноте написал: «Кто „он“? Кто приказал?» – хотя прекрасно знаю, кто: конечно же, это внук дяди Гехо – начальник местной милиции и всей округи.

Ох, как я хотел его увидеть. Но разве его увидишь – охрана сопровождает кортеж машин. Все-таки боится. Конечно, не меня, инвалида, боится, а видимо, еще враги есть, раз такая охрана. Но и мое отношение он наверняка чувствует, должен чувствовать и знать. Поэтому меня избегает. Как-то я на похороны в соседнее село приехал, а внук дяди Гехо, как самая уважаемая персона, на почетном месте сидит. Меня увидел – как ветром сдуло. И все же мы встретились. Сам нагрянул. Если б я знал. Хотя и должен был догадаться и быть, как кровник, наготове. Но… не повезло. Ведь те слова, что он «немного подождет», предельно ясны – подождет, пока я подохну, а сына-наследника нет, дочь замужем за человеком другого тейпа, из другого села, да и вообще, в Европе живет. Так что по чеченским законам мой род иссяк, участок – бесхозный. Однако есть и светские законы, российские законы. Тем более что я все сделал по закону, да еще кого надо «подсластил», чтобы быстро и без огласки все оформили, на имя Шовды свой участок переписал, законный акт владения получил. Но у внука дяди Гехо в доверенном ему округе все оказывается под контролем. Узнал. Неожиданно сам ко мне нагрянул: пять черных дорогущих джипов с охраной. После того, как мой младший сын исчез, мы с ним ни разу не встретились так – лицом к лицу. А я как раз своими пчелами в тот момент занимался. А пчелы любят и подпускают лишь добрых и спокойных людей. А тут я его вдруг увидел, все во мне вскипело – такая ненависть и злость! И я вроде этого момента ждал. А ничего сделать не могу, в руках лишь щетка. В дом за ружьем или ножом не пустят. А так я его не одолею, да и не дадут. И сказать я ничего не могу, лишь кулаки в бессилии сжались. А он говорит:

– Как ты посмел нашу землю на дочь переписать… Она за другим замужем, и не имеет теперь здесь никаких прав.

Я злобно промычал, ударяя себя в грудь, – что хочу, то со своей землей и делаю, а она моя дочь и наследница. Он, видно, понял и сказал: