Стигал

Я все понял и хотел в том же тоне ответить, но просто не смог, потому что вновь, как накануне в горах, сжалась резко гортань, противная горечь во рту, и мне не то что говорить, дышать тяжело. Кто-то додумался предложить мне воду. Я залпом выпил – отпустило. И опять я не особо обратил внимание на этот приступ. Но уже тогда, на фоне всех бед и потрясений, на фоне жуткой экологии и прифронтового образа жизни, видать, стала зарождаться эта моя болезнь, эта онкология – болезнь уныния и тоски, безысходности и одиночества. Мне тогда было очень тяжело, и была единственная отдушина в жизни – моя работа. Но она теперь висела на волоске – мне коллеги сообщили, что на совещании в Москве нашему генеральному был задан вопрос: «Кого вы оставили вместо себя исполняющим обязанности в Грозном?.. С кадрами надо быть поосторожнее». Генеральный что-то про меня сказал, что, мол, опытный и заслуженный работник, на что была реплика – «Незаменимых нет». Это, казалось бы, верно. Однако не в то время, и не в том Грозном. Ибо специалистов здесь просто нет и быть не может. И даже наш генеральный – очень хороший молодой человек, наверное, и топ-менеджер отличный, но не нефтяник, к тому же в воюющей Чечне, где все разбито и даже жить опасно. Поэтому все начальники, а тем более наш, постоянно пытаются быть в Москве. Вот приехал и сразу же на меня:

– Зачем болтать всякую ерунду?!

– Я сказал правду.

– Кому нужна эта правда!? Все знают, что тут творится. Все в руках военных и спецслужб, а ты за «правду». Где она есть? Там, где война, где убивают людей, не может быть правды и справедливости… Разве это не так? Или ты это еще не понял?

– Понял, – как провинившийся школьник ответил я и продолжил, – может, уволюсь?

– Опять «уволюсь»! А кто работать будет? – и после некоторой паузы добавил, – кстати, о правде и справедливости… Ее, по-моему, уже нигде нет… У меня к тебе очень важное дело – вечером поговорим.

Я все гадал, что за дело, и по тому, как генеральный отвел меня в самый дальний отсек, понял, что это действительно важно:

– Меня обложили данью, – прошептал генеральный. – Еще одной.

– Кто? – удивился я.

– На сей раз, как выяснилось, твой родственник.

– Кто?

Он назвал внука дяди Гехо.

– Не может быть! – воскликнул я.

– Смотри, – он достал из грудного кармана фото. – Это он?

– Да, – я потрясен. – И что он хочет?

– Денег! Очень много денег.

– Зачем? За что?

– Ну, болтает всякую ерунду, мол, деньги нужны боевикам.

– Надо заявить спецслужбам и в службу нашей безопасности.

– Какие спецслужбы, какая безопасность?! – негодует генеральный. – Моя дача на Рублевке, в особой охраняемой зоне, куда вроде бы и муха не пролетит. А они на двух джипах с оружием прямо к моему дому явились. Я сразу на пост охраны проезда позвонил, а они говорят: «Был звонок сверху, к тому же они предъявили сами удостоверения спецслужб».

– Ну и что?

– А то. Очень мило у меня дома посидели, чай попили, пообщались и попросили, так сказать, помочь на нужды родины.

– А ты?

– Хотел сразу их послать. Но они мне тут же намекнули – выбора, мол, нет: шаг влево или вправо… И на родине лучшие сыны погибают. А я могу и должен оказать им помощь. Вроде, как закат. И следом самое страшное – мол, милые у меня дети, в лучшую московскую школу ходят, хорошо здесь живут… А сами, я позже выяснил, тоже в Москве очень хорошо живут – в самом центре, в гостинице «Россия» снимают самые дорогие номера.

– Вот это да! – мне казалось, что рассказывают про какой-то гангстерско-мафиозный фильм, и это только начало, потому что он продолжает:

– Самое интересное далее. Лечу я сюда, сижу в бизнес-классе и вижу в окно – прямо к трапу подъехал черный «Мерседес», твой родственник, как назло, рядом сел и говорит: «Поторопись, срок еще неделя. Наши бойцы без оружия, голодают. А ты в замке живешь, далеко не бедствуешь, здесь кайфуешь».

– А ты что ответил?

– Я хотел было с ним как-то поговорить, но он тут же прикрыл глаза, в руках четки, и он вроде молитвы читает, грехи замаливает, но сразу вырубился, захрапел. Видать, до утра гулял – от него так перегаром несет. Очнулся он, лишь когда самолет приземлился. И первым к выходу, черная «Волга» его встречает. И что самое удивительное, он на борту был с оружием – вот такой «Стечкин» за поясом.

Генеральный со страхом показывает размер пистолета-пулемета. А я не менее своего начальника теперь потрясен и спрашиваю:

– А как ты узнал, что он мой родственник?

– Ну, я ведь тоже не спал – справки навел.

Я хотел было в двух словах поведать ему свою судьбу и сказать, что ближе всех на свете был и всегда будет дядя Гехо, но после его кончины отношения с их семьей не заладились, и мы все реже и реже видимся, а внука дяди Гехо я, может, и не узнаю. А генеральный меня просто огорошил:

– Кстати, а твой сын вроде с этим родственником в одной… банде или, как там, команде.

– Это он тебе сообщил? Так и сказал?

– Нет. Это я по своим каналам выяснил.

– По каким каналам? – теперь мы оба крайне возбуждены.

– Спецслужбы, мои связи, ну и заплатил немного.

– Немного – это сколько?

– Неважно.