Стигал

Почему горы так манят к себе? Потому что, кто взойдет на них, очищается от всякой скверны.

А почему горы так неприступны и очень тяжело на них взойти? Потому что мысли и дела людей пачкают и марают вечную белизну, чистоту вершин. Но если ты горы искренне полюбил, то и они тебя еще сильнее возлюбят, и тогда, пребывая средь гор, ты не чувствуешь тяжесть и бренность своего тела, ты, как и орлы, словно над землей паришь и слышишь, как горы меж собой говорят, как довольны тобой… А сегодня они даже не говорят, горы сегодня поют вместе со мной. В моей душе музыка! В уме – песня! В теле – гармония и покой! Потому что накануне я получил от Шовды небольшую посылку (участковый принес), в ней – паспорт с многократной Шенгенской визой, фотоаппарат, кое-какая одежда, а главное – диск песен на чеченском языке в исполнении моей Шовды, и она сама аккомпонирует на рояле. Это музыка А. Шахбулатова, А. Димаева, М. Айдамировой и других. Я ее слушал почти всю ночь, а когда вновь и вновь ставил песню Ганаева «Тоска по Родине», написанную во время депортации, я вспоминал свои детские годы, детдом, дядю Гехо и плакал. Так под музыку и заснул. А утром вышел из дома. Весна в разгаре. Солнце теплое, нежное, доброе. Все цветет, благоухает. Мир обновляется. Воздух чистый, сладкий, родной. Божественная, величественная вселенская тишина, что бывает только в горах. Лишь тонко, счастливо и задорно птички поют, в ущелье речка журчит, и в этом особом космосе Седого Кавказа звучит милый голос моей дочери, и горы, словно нартский хор, подпевают ей. И мне хочется взлететь, летать, улететь… И тут я вспомнил, что сказал мне накануне участковый:

– А твой дельтаплан действительно самолет – сам улетел. Слава Богу, разбился.

Так оно и оказалось. Ветер был бешеный, а дельтаплан, словно пушинку, унесло аж за две горы. Я лишь на третий день еле его обнаружил, и то случайно. Издали, на скале, увидел красно-белый отблеск, как наш флаг! Туда бы и я не полез. И думал, все, хана моей заветной мечте – полетать, взлететь! А потом решил – куплю новый. Однако вспомнил Максима. Ведь на этом дельтаплане мой друг летал, а я не сберег. Собрался. Было непросто. Очень опасно. Особенно на обратном пути – уже смеркалось, устал, да и дельтаплан, точнее то, что от него осталось, вовсе не пушинка, и тащить его по отвесной скале трудно. Пару раз мог в пропасть улететь – не судьба. А иначе сказали бы – с дельтапланом не улетел, а полетел… в ущелье. Дурак! Это, правда, полушепотом, думая, что я не слышу, сказал участковый, когда вновь наведался проверить, что это я тащил. Гады. Все видят. Подглядывают. Теперь даже в наших безлюдных горах по нужде спокойно ни сесть, ни стать… Теперь «они» мнят себя богами – мол, «они» теперь все видят, все слышат, все знают, вот такой технический прогресс. Ну, как говорится, Бог с ними. Мне с ними недолго осталось жить. Но до этого я должен осуществить мою теперешнюю мечту – взлететь! Улететь! Навсегда!

А разве можно хотеть улететь от такой красоты, от таких гор?

От гор, от родных гор – нет! А вот от людей, некоторых людей, живущих в горах, теперь хочется. Для этого я должен восстановить дельтаплан. Хоть я и нефтяник, да в первую очередь инженер. Но нужно кое-что для ремонта аппарата купить, и пишу приехавшему участковому: «Достань мне буровой клей (есть такой) и вот такую же красную парашютную ткань».

– Зачем? – недоволен он. – Думаешь, восстановить эту ерунду?

– Эга, – мычу я.

– Не дождешься… Ты и так больной, а летаешь.

– Эга, – вновь мычу я, но знаю, что участковый обязательно все кому-то расскажет, а тот, в свою очередь, моей дочери все доложит. Напрямую участковый звонить Шовде не посмеет. А еще участковый, хоть он и хороший, и мне явно или косвенно помогает, все равно в какой-либо форме доложит об этом своему начальнику – внуку дяди Гехо. Вот тот будет злорадствовать. Я представляю… А вспоминаю иное. Тогда, в декабре 1999 года, я вернулся от сына дяди Гехо из Нальчика в Грозный, а здесь ЧП. ЧП-то здесь всеобщее и глобальное – идет война. Но в данном случае я должен как-то действовать. Генеральный, при малейшей возможности все руководители так делали, вновь в Москве, я исполняющий, и мне докладывают – как раз на территории моего бывшего УБР в одном из зданий, оказывается, остановились чеченские боевики. Об этом узнали федералы – вначале поработала авиация, потом дальняя артиллерия. Хотя у нас есть договоренность с командованием, есть приказ из Москвы, и на специальных картах это обозначено: там, где буровые, крупнокалиберное орудие не применять – нефть нужна, она дорого стоит. Однако на войне как на войне – видимо попали прямо в установку. Даже из нашей конторы в центре Грозного видно, как от пожара озарен небосвод и как огромное черное облако к городу ползет, уже и дышать тяжело. Ко всему этому мы давно привыкли и с этим живем. Да тут беда похлеще: в трубе дебит нефти упал до нуля, значит, вся нефть из буровой просто фонтанирует. Если срочно что-то не предпринять, то до утра вытечет огромное количество сырья.