Тем временем ее дочь по имени Фридд принесла большой поднос со съестным, на котором уместилась большая чашка с овощной похлебкой, пара ломтей тёплого зернового хлеба, кусок пирога с черникой и настой на шиповнике.
– Простите, господин, что не можем угостить элем: моего батюшку еще прошлым летом призвали, а мы с матушкой так и не научились его добротно готовить.
Райнхард дежурно улыбнулся, поблагодарил и отослал девушку с козлиными ногами прочь, искоса наблюдая за Тилл и ее новыми гостями.
Внутрь, пригнувшись, вошёл высокий, холеный альв, с выправкой, как у бойца, и изяществом, как у самих Изначальных, но с такой высокомерной рожей, что мог сквасить молоко в кувшине. Не успел попроситься на постой, а уже начал распоряжаться, где и как его поселить и что нести на обед.
За ним показалась хрупкая, бледная альвийка с выбивающимися из-под шапки двумя медными косами, с босыми ступнями, измазанными грязью, и в одежде с чужого плеча. Большие штаны, державшиеся на куске бечёвки, грязная рубашка с подвернутыми рукавами, не скрывающая женственные формы, а на плечах – покрывало. В руках она держала добротный лук и полупустой колчан со стрелами. Заметив заинтересованность незнакомца, альвийка вздрогнула, резко отвела испуганный взгляд ярко-голубых глаз и придвинулась ближе к альву, вцепившись в его плащ, как ребенок, ищущий защиты. А тот недобро прищурился, потянул носом и, словно уловив зловоние, исходящее со стороны Райнхарда, демонстративно поморщился.
– Покажите нам нашу комнату хозяйка, мы отобедаем в ней.
– А что так? – всё же не удержался от язвительного замечания Райнхард. – Неужели вам тесно? Так я не гордый, подвинусь. Или ваше высоко
– Вы верно заметили, но могу заметить и я: если вам нужна компания, идите в хлев, я уверен, свиньи оценят ваше радушие.
Тилл придавленно пискнула. Девушка-альв с испугом посмотрела на приятеля, который сжал рукоять клинка, висевшего на поясе, готовясь, то ли напасть на Райнхарда, то ли обороняться. В комнате повисло небывалое напряжение, которое можно было резать ножом. Всё зависело от стихийника, на которого Тилл смотрела умоляюще.
– Прошу, не стоит ссориться! В моем доме нет места для ругани и склок.
Райнхард с трудом погасил внутренний огонь, сам не понимая, почему. Ведь у него чесались руки добавить лицу альва красок. Возможно, тому виной было время, которое утекало, как вода, заставляя стихийника спешить. А возможно, альвийка, которая, казалось, вот-вот упадет в обморок от страха. Медленно кивнув, Райнхард расслабился и улыбнулся, пропуская оскорбление мимо ушей. Хотя улыбка его больше напоминала оскал:
– Тилл, а всё же принеси-ка мне вашего эля. Думаю, он не так плох, как уверяла твоя дочь. – И, потеряв интерес к альвам, стал с невероятным аппетитом поглощать остывающую похлебку.
Плотно отобедав, Райнхард выбрался в лес и сорвал три прута с орехового куста, убедившись, что они молодые и им нет еще года. Отчистил от коры, сделал с одного бока плоскими и нацарапал руны призыва и имена тех, кого хотел найти. После вернулся на постоялый двор и попросил у хозяйки «Красного мака» глиняный сосуд с молоком, горсть орехов, ягод и сушеных трав – вербены, череды и вереска. Глейстиги были запасливые, как и многие сиды, и Райнхард получил всё необходимое. Конечно, женщина сразу смекнула, что задумал гость, но, видя предупреждающий взгляд, лезть не стала. Хотела тихонько выйти, но альх будто невзначай поинтересовался:
– Как новые постояльцы? Не доставляют неудобств?
– Да что вы, как можно! Таких мирных альвов еще поискать надо.
– А они сказали, куда идут и зачем?
– Нет, – улыбнулась хозяйка «Красного мака». – Попросили до ужина их не тревожить и найти подходящую одежду для девушки. Всё-таки ей сильно досталось. Ее старший брат сказал, что она упала в реку и чуть не утонула. Слава предкам, что они вышли к моему дому.
Райнхард кивнул и отпустил хозяйку. Сам же сложил вещи в мешок и покинул гостеприимный дом. До заката оставалось немного, и ему нужно было спешить.
При помощи Плута стихийник скоро отыскал боярышник. Но, чтобы добраться до него, потребовался не один час пути. Практически всю дорогу Райнхард думал не о деле и не об Эйлин, а о наглом альве и его тщедушной сестре, не понимая, почему эти двое его так тревожат. И дело не в желании выбить пару зубов и подровнять нос холеному, а в чем-то другом…