Воткнулись вглубь верхушки сосен,Под ними млеют облака,И стадо медленно проноситПо ним пятнистые бока.И всадник, жаром истомленный,По стремя ярко освещенТам, где разлился фон зеленый,И черен там, где белый фон.А я курю неторопливоИ не хочу пускаться вплавьТуда, где льется это дивоИ перевертывает явь.
На рассвете
Снегирей орешник взвешивалНа концах ветвей.Мальчик шел по снегу свежемуМимо снегирей.Не веселой, не угрюмою,А какой — невесть,Вдруг застигнут был он думоюИ напрягся весь.Встал средь леса ранним путником,Набок голова —И по первоснежью прутикомСтал чертить слова:«Этот снег не белый — розовый,Он от снегиря.На рассвете из БерезоваПроходил здесь я…»И печатно имя выставилПрутиком внизу,И не слышал, как высвистывалНекий дух в лесу.Снегирей смахнув с орешника,В жажде буйных дел,Дух над мальчиком —над грешником —Зычно загудел:«А зачем ты пишешь по лесуИмя на снегу?Иль добрался здесь до полюса?Иль прошел тайгу?Снег ему не белый — розовый…Погляди сперва!»И под валенками россыпью —Первые слова.Но едва спиной широкоюПовернулся дух,Мальчик вслед ему сорокоюПрострочил их вслух.Первый стих, сливая в голосеДерзость, боль и смех,Покатился: эхом — по лесуИ слезами — в снег.
«На пустыре обмякла яма…»
На пустыре обмякла яма,Наполненная тишиной,И мне не слышно слово «мама»,Произнесенное не мной.Тяжелую я вижу крышу,Которой нет уже теперь,И сквозь бомбежку резко слышу,Как вновь отскакивает дверь.
Дымки
Дорога все к небу да к небу,Но нет даже ветра со мной,И поле не пахнет ни хлебом,Ни поднятой поздней землей.Тревожно-багров этот вечер:Опять насылает мороз,Чтоб каменно увековечитьОтвалы бесснежных борозд.И солнце таращится дикоНа поле, на лес, на село,И лик его словно бы крикомКривым на закате свело.Из рупора голос недальнийКак будто по жести скребет,Но, ровно струясь и не тая,Восходят дымки в небосвод.С вершины им видится лучше,Какие там близятся дни,А все эти страхи — летучиИ сгинут, как в небе, они.