Крушил он мир, сметал народы,Жег города и степь топтал,Гнал он орду свою в походыПо вечным льдам кавказских скал.К нему за барышом и ласкойШли мутью вспененной рекиКупцы Ирана и ДамаскаИ Генуи ростовщики.Ветра пустынь над ним летели,Вился он призраком кривым,И — многорукий идол ДелиВо прах повергся перед ним.Из глаза идола рукамиХан вырвал лучший диамант,Швырнул в мешок и взял тот каменьВ свой рыжегорбый Самарканд.Пускай в сокровищницах скрытыПодарки всех племен и стран,Но лишь один кусок нефритаЧтил, как свою святыню, хан.Быть может, в черных рвах ТуранаИль в оползнях китайских горНашли рабы в подарок хануЗеленый камень — дивозор.Бесплотный лунный отблеск стынет,Глубины моря мреют в нем.Мертвящий холод в сердце хлынет,Лишь взглянешь в каменный излом.Сквозь эту муть мертвеют далиБесследных войн, глухих смертей.А хан обрел в его кристаллеПоследний тщетный свой трофей.И приказал он тот гнетущийЗеленый камень забытьяВбить над могилою грядущей,Как бы печать небытия.Всё кончилось — все смуты мира,Весь ненасытный жар души.Одна лишь прихоть Гур-ЭмираТорчит в кладбищенской глуши.Зеленоватый, плоскоребрый —Вот знак для будущих веков,Исчерчен грамотой недоброй,Словами древних языков.И только в книге желтошкурой,Меж ярких сказок без конца.Найдешь ты повесть про Тимура,Про век Железного Хромца.Итак, не он, владыка-воин,Принесший миру гнев и меч,Бессмертья большего достоин,Но этой древней книги речь.Он — это смерть глухонемая.В солончаках истерся след,Где разрушитель шел, хромая,Дорогой гибели и бед;Где шел, хромая, тот лунатикВ бесплодных снах бесследных дел,Чтоб орды слать и дальше гнать их,Прорваться сквозь любой предел.И торные дороги мираВ один тупик уперлись все,Склеп развалился Гур-Эмира,Упали башни медресе.Истлев под толстым слоем пылиМеж плит, развалин и лачуг,Чернеет призрак черной были —Хромца Железного бунчук.И, как крыло зловещей птицы,Как смерти хищная рука,Вися над плесенью гробницы,Гниют лохмотья бунчука.На купол этой башни хмурой,На всё, что гулко и мертво,Ложится тенью Ленгтимура [37]Тень злого знамени того.Пускай под этой тенью ляжетКичливый самодержец тот,Которому навек откажетВ бессмертной памяти народ.1938Перевод П. Антокольского