И взгорье и солнце. Пустынность немая.И мечется пыль желтоватой струей,И дали, от пыли бледнея и тая,Бескрасочно льются над сонной землей.Растаяли краски, дороги и граниВ сухом колыханье гнетущего дня,В полдневном изморе, в тяжелом тумане,Который плывет, наполняя меня.Внезапно сквозь желтое облако пылиВозник неподвижно огромный утес,Как сгусток тумана, как мрак в изобилье,Где серое небо с землею слилось.Он, как наковальня, возник из туманаС тяжелою цепью, прибитой к нему.Ту цепь создавала рука великана,Теперь же она не нужна никому.Унылая кузница денежной славы,Оплот лихоимства, невольничий страх,Твердыня погибшего града-державы,Где правил купцов и рабов патриарх!Пещеры, прорезав унылый песчаник,Где некогда было людское жилье,Зияли, как трубы. И башни трехгранникТорчал над пещерами, словно копье.Пал город, как витязь, людьми позабытый,Сломил его голод, сглодала чума.Разбились заслоны. Распались граниты.Разрушились стены. Исчезли дома.Остатки защитников, скудные верой,В безвестность ушли. Как последний боецПоднялся над древней стеной желто-серойКрутящейся пыли неверный столбец.Он взвился и вдруг безнадежно поникнул,И то был конец. Тишина на стене.Вот глыба свалилась, вот камешек скрипнул,И эхо, как птица, летит в тишине…И только на улицах в каменных плитах,Пробитые много столетий назад,Остались следы пешеходов забытых,Когорт, колесниц, караванов и стад.Немые следы поколений далекихВспахали шершавый зернистый гранит —Ободья высоких колес крутобоких,Стальные подковы арабских копыт,Размашистый шаг молодого верблюда,Короткие стуки копытцев осла,Толпа, что по свету скиталась повсюдуИ пыль отовсюду с собой принесла;Голодных рабов истомленные ноги,Побитые тернием русских степей,Где греков, монголов и готов дорогиЛежали, чернее ременных плетей.Сапог моряка, повидавший полсвета,Башмак торгаша, поднимающий пыль,Сандальи философа и правоведа,Обернутый шерстью калеки костыль —Все тут они вместе стучали, звенели,Влеклись друг за другом, спешили, неслись,Ползли на ступени, пороги, панели,На площади рынков и к крепости ввысь,Топтались на месте, бежали тревожно,Смыкаясь в ряды, выступали в поход,И след их поныне заметить возможноНа старых дорогах и возле ворот.Подземные тюрьмы, пропахшие тленом,Омылись дождями. Купеческий склад,Устроенный тайно в подвале подземном,Лишь мохом теперь да ужами богат.И лишь полукружье надвратного свода,Взлетев высоко, золотится вдалиДа плесенью тянет из мертвого входа.Покой. Тишина. Усыханье земли.И вдруг чей-то голос. Задорно и тонко,Смакуя заученных слов перелив,Выводит он с милым усердьем ребенкаПовсюду знакомый военный мотив.И кто-то, видать, босоногий, бывалый,Бежит по ступеням и топчет траву.Вот он появился. «Откуда ты, малый?»— «Откуда? Из школы. А здесь я живу».Он волосом рыж, и веснушек довольно.Как солнечный зайчик улыбка лица.Мешочек для книжек и мелочи школьной.«Я сторожа сын. Это — служба отца».И мальчик рукою хозяйственно машетНа город-державу, на выступ горы.Вот, дескать, хозяйство неважное наше,Попробуй-ка место найти для игры!Мальчонка в рубашке из синего ситца,Живой, светлоглазый, курносый сынок!Тебе, жизнелюбцу, подростку-счастливцу,Он мал — этот древний пустой городок,И старого мира тебе недостанет,Как этого мертвого ныне плато,—Тебя на дороги далекие тянет,Которых досель не изведал никто.Порыв жизнерадостный и животворныйТебя понесет далеко по земле,Курносый парнишка, веселый дозорный,Мой маленький школьник из Чуфут-Кале!1939Перевод Н. Заболоцкого