Стихотворения и поэмы

Сребрится стрельчатая травка газона,День сумрачен, влажен и мглист.Плющом помертвевшим обвита колонна.Мерцает густой остролист.Всё тихо. Лишь трепет беззвучного звонаВзбирается вверх, серебрист,Да сыплются листья, желтея и тлея,С янтарных платанов аллеи.Нет, я не нарушу дремоты. Лишь тишеПройду этим тесным дворомТуда, где степенно и сумрачно в нишеОн пишет крылатым пером,—Слова, что не сказаны раньше, он пишет,Слова, что не собраны в том.Но как одиноко в неярком сияньеНаивное то изваянье!Ему, несчастливому сыну банкрота,В итоге стольких передряг,Актеру, тайком написавшему что-тоДля комедиантов-бродяг,—Пожалуй, ему не к лицу позолота,Не нужен совсем саркофаг.Но славы его атрибут не утратит:Перо и бумага — и хватит.

На сглаженном временем влажном порогеОн вырезать сам попросилСлова эпитафии, полной тревогиЗа прах невельможных могил:Стратфордский ремесленник, странник убогий,Не слишком уверен он был,Что кости поэта, бродяги, актераПочиют в ограде притвора.Немало он слышал проклятий бесстыжих,Видал корчмарей и менял,Встречал школяров и крикливых ярыжекИ рыночный смрад обонял,И, черный, как дым на соломенных крышах,Он по свету с голью гонял.Он знал, ненавидя, ликуя, ревнуя,И щедрость и подлость земную.И, жадный до жизни и воображеньемДостигший глубин естества,Несытый, исполненный страсти и жженья,На мир предъявлял он права,И полчища слов выводил он в сраженья,И шли и боролись слова.Так вечную правду поэт-триумфаторПринес на подмостки, в театр.

Как вечно в горах непогода клубится,В трагедиях дышит гроза.Стихия ревет и на части дробится,И молния блещет в глаза.Шалеет ревнивец, крадется убийца,По страшному скату скользя.Сверканьем оружья, огнем красноречьяПылает борьба человечья.Не алчным купцам, не дешевым лакеямТу мощь суждено воспринять,И перед гигантским и светлым трофеемКолени свои преклонять,И труд, совершенный великим плебеем,Умом благодарным обнять:Титаном навеки скрепленные глыбыСердца раздавить им могли бы.Где ж толпы, встающие буре навстречу,Где рокот встревоженных залИ в миг, когда смолкнут трагедии речи,Партера бушующий шквал?Где слава твоя — всенародное вечеВосторгов, и слез, и похвал?Спускается занавес важно и сонно,—Молчит гордый лебедь Эйвона.

Далёко от этой страны, на востоке,На древней Памира земле,Сквозь пропасти, сквозь ледяные потокиТаджик на горбатом седлеСпешит, пробирается в город далекий,Куда в вечереющей мглеПоспеет он прямо к спектаклю, к началу,Чтоб «Быть иль не быть» прозвучало.В донецкой степи, у ребят-комбайнеровТолпится веселый народ.Поэта старинного яростный норовВогнал их в горячку и в пот.Двенадцатый вечер бессонных актеровК «Двенадцатой ночи» ведет,Чтоб ярки и молоды были тирадыДля зрителей олимпиады.Вот горец из спрятанной в тучах деревниВ театр многолюдный проник.Он слушает жадно рокочущий, древний,Как мужество, сильный язык.Трагедия мчится. Дотла догорев в ней,Герой изнемогший поник.И Яго клянет, и дрожит за ОтеллоТот смуглый чабан Сакартвело.

Когда знаменитые кони четверкойСияют в морозной ночи,На яркую сцену тревожно и зоркоГлядят кузнецы и ткачи.Как в праздник, полны эти люди восторга,Овации их горячи.И девушка, спрятав лицо у колонны,Оплачет влюбленных Вероны.Туда, к не чужим, хоть и дальним народам,Ты перешагнул рубежи.Ты там оживаешь, не скован, не продан,Всем юным величьем души.Уже не плывет гордый лебедь по водам,Загнившим от скуки и лжи,Душа его, полная песен и звона,Навеки ушла от Эйвона.Уже не найдешь лебедей на Эйвоне.Лишь занавес серых дождейСтруится ненастною рябью в затонеСтратфордских пустых площадей.Лишь сторож ключами бренчит на амвонеДа листья сметает с аллей,Где в сумерках так одиноко и сироМерцает могила Шекспира.Перевод П. Антокольского