Стихотворения и поэмы

Нет! К волшебным воротам

За тобою по пятам

Шел Куракин

^[67]

со стрельцами,

Со стрельцами да с писцами за тобою по пятам.

Шли не с чистыми сердцами к Лукоморским воротам.

И закрылись ворота, и в туман укрылись горы,

Схоронилася в Обдоры дева-идол золота.

И волны гремели на взморье,

И ветры над камнем шумели:

Исчезло, ушло Лукоморье, —

Хранить вы его не сумели!

Лукоморье!

Где оно?

Не участвую я в споре

Тех ученых, что давно потеряли Лукоморье

На страницах старых книг, в незаписанном фольклоре.

Знаю я: где север дик,

Где сполоха ал язык,—

Там и будет Лукоморье!

Там, у дальних берегов, где гремят морские воды,

Где восстали из снегов возрожденные народы,—

Лукоморье там мое!

Там стоит она, богата,

Опираясь на копье, а быть может, на ружье,

Молодая дева Злата.

Я не знаю, кто она —

Инженер или пастушка,

Но далекая избушка, что за елками видна,

Снова сказками полна.

Здравствуй, дивная страна!

1945

Царь природы^{67}

И вдруг мне вспомнилось:

Я — царь!

Об этом забывал я годы…

Но как же быть?

Любой букварь

Свидетельствовал это встарь,

Что человек есть царь природы!

Одевши ткани и меха,

На улицу я молча вышел.

Прислушиваюсь.

Ночь тиха.

Себе я гимнов не услышал.

Но посмотрел тогда я ввысь,

Уверенности не теряя,

И вижу:

Звезды вдруг зажглись,

Как будто путь мне озаряя

И благосклонно повторяя:

"Ты — царь природы! Убедись!"

Что ж, хорошо!

Не торопясь,

Как будто просто так я, некто,

Не царь и даже и не князь,

Дошел я молча до проспекта.

Как убедиться мне скорей,

Высок удел мой иль плачевен?

При свете фар и фонарей

Толпу подобных мне царей,

Цариц, царевичей, царевен

Я наблюдал.

Со всех сторон

Шли властелины без корон.

Я знал, что в этот поздний час

Царь воздуха, забыв про нас,

Витал меж туч.

Владыка касс

Свои расчеты вел сейчас.

Царь лыж блуждал по снежным тропам.

Царь звезд владычил телескопом.

А царь бацилл над микроскопом

Склонился, щуря мудрый глаз.

Я наблюдал.

Издалека

Заметил я: царь-оборванец,

Великий князь запойных пьяниц,

Ничком лежит у кабака.

А тоже царь. Не самозванец.

А вот я вижу пешехода,

Одетого вдвойне пестрей

Всех этих остальных царей

И при короне.

Брадобрей

Ему корону на полгода

Завил, как то диктует мода.

Эй, вы! Подвластна вам природа?

Ну, отвечайте поскорей!

Вам сотворили чудеса

В искусствах, равно как в науке,

Вам покорили небеса,

Вам атом передали в руки.

Цари вы или не цари,

А существа иной породы?

Быть может, врали буквари,

Что человек есть царь природы

Во множестве своем один?

"Эй ты, природы господин!

Скажи мне: царь ты или князь?

Дерзаешь ты природой править?"

А он в ответ: "Прошу оставить

Меня в покое!"

И, боясь,

Что, может быть, его ударю,

Что кулаки я, вздрогнув, сжал,

Он, недостойно государя,

По-мышьи пискнув, отбежал.

О царь! Прошу тебя: цари!

Вынь из ушей скорее вату!

К тебе, возлюбленному брату,

Я обращаюсь — посмотри!

Разбужен оттепелью ранней,

Услышишь завтра даже ты:

Она трубит из темноты

Со снежных крыш высоких зданий

В свой серебристый звонкий рог,

Сама Весна!

Ясак, оброк —

Как звать не знаю эту дань —

И ты берешь с природы. Встань!

Ведь это же твоя земля!

Твои обрубки тополя

Стоят, сучками шевеля,

Тебя о милости моля!

Прислушайся к хвале ручьев,

Прими посольство соловьев

И через задние дворы

Иди, о царь своей свободы,

Принять высокие дары

От верноподданной природы!

1945

"И, по земле моей кочуя…"^{68}

И, по земле моей кочуя,

Совсем немногого хочу я:

Хочу иметь такую душу,

Чтоб гибло всё, что я разрушу;

Хочу иметь такую волю,

Чтоб жило всё, чему позволю;

Сердце хочу иметь такое,

Чтоб никому не дать покоя;

Хочу иметь такое око,

Какое око у пророка.

Вот что хочу,— хочу глубоко!

1945

Любовь^{69}

Ты жива,

Ты жива!

Не сожгли тебя пламень и лава,

Не засыпало пеплом, а только задело едва.

Ты жива,

Как трава,

Увядать не имевшая права.

Будешь ты и в снегах

Зелена, и поздней Покрова

^[68]

.

И еще над могилой моей

Ты взойдешь, как посмертная слава.

И не будет меня —

Ты останешься вечно жива.

Говори не слова,

А в ответ лишь кивай величаво—

Улыбнись и кивни,

Чтоб замолкла пустая молва.

Ты жива,

Ты права,

Ты отрада моя и отрава.

Каждый час на земле —

Это час твоего торжества!

(1946)

Северная сказка^{70}

Ты был на рубеже Гипербореи,

Где, низменность болотистую грея,

Ночное солнце светит зло и косо,

Где хвойный лес с подземным углем сросся,

А в небесах полярные магниты

Меняют многоцветную окраску?

Эвакуирован во дни войны ты

В те страны не был?

Нет!

Так слушай сказку

Про жизнь на рубеже Гипербореи.

Ту сказку мне рассказывали реи,

Шептали пароходные колеса.

Был город у границ Гипербореи.

Чудесный город, где орнамент ставен,

Напоминая по рисунку плавень,

Напоминал порой осенний ливень,

А иногда и мамонтовый бивень,

И черепа таинственных животных,

Еще ужасных, но уже бесплотных.

Таких рисунков было много сотен

На дереве ворот и подворотен,

На стенах и карнизах, на заборах,

На тех домах, что вечно на запорах,

На тех домах, и нет уже которых…

Ну, хорошо! Под осень были ярки,

Я говорю: под осень были ярки

Закаты, камни, листья в старом парке,

Над крышами скрипучие флюгарки,

Бойницы, стены, каменные арки

И мостовая вся из плах еловых, древних…

А пировали мы тогда в харчевнях,

Где, разодеты в шубы меховые,

Охотники хохочут молодые,