Стихотворения, поэмы, трагедия

И мило нам раздельного различье

Общеньем красоты. Ее примножь! —

И будет мир, как этот сад застылый,

Где внемлет всё согласной тишине:

И стебль, и цвет Земле послушны милой;

И цвет, и стебль прислушались к Луне.

226—228. БЕССОННИЦЫ{*}

1

Что порхало, что лучилось —

Отзвенело, отлучилось,

Отсверкавшей упало рекой...

Мотыльком живое отлетело.

И — как саван — укутал покой

Опустелое тело.

 Но бессонные очи

Испытуют лик Ночи:

«Зачем лик Мира — слеп?

Ослеп мой дух, —

И слеп, и глух

Мой склеп»...

Белая, зажгись во тьме, звезда!

Стань над ложем, близкая: «Ты волен»...

А с отдаленных колоколен,

Чу, медь поет: «Всему чреда»...

Чу, ближе: «Рок»...

— «Сон и страда»...

— «Свой знают срок»...

— «Встает звезда»...

Ко мне гряди, сюда, сюда!

2{*}

В комнате сонной мгла.

Дверь, как бельмо, бела.

Мысли пугливо-неверные,

Как длинные, зыбкие тени,

Неимоверные,

Несоразмерные, —

Крадутся, тянутся в пьяном от ночи мозгу,

Упившемся маками лени.

Скользят и маячат

Царевны-рыбы

И в могилы прячут

Белые трупы.

Их заступы тупы,

И рыхлы глыбы

На засыпчатом дне.

«Я лгу —

Не верь,

Гробничной, мне! —

Так шепчет дверь.

— Я — гробничная маска, оттого я бела;

Но за белой гробницей — темничная мгла».

«И мне не верь, —

Так шепчет тень.

— Я редею, и таю,

И тебе рождаю

Загадку — день»...

Ты помедли, белый день!

Мне оставь ночную тень, —

Мы играем в прятки.

Ловит Жизнь иль Смерть меня?

Чья-то ткется западня

Паутиной шаткой...

3{*}

Казни ль вестник предрассветный

Иль бесплотный мой двойник —

Кто ты, белый, что возник

Предо мной, во мгле просветной,

Весь обвитый

Благолепным,

Склепным

Льном, —

Тускл во мреяньи ночном?

Мой судья? палач? игемон?

Ангел жизни? смерти демон?

Брат ли, мной из ночи гроба

Изведенный?

Мной убитый, —

Присужденный

На томительный возврат?

Супостат —

Или союзник?

Мрачный стражник? бледный узник?

Кто здесь жертва? — кто здесь жрец? —

Воскреситель и мертвец?

Друг на друга смотрим оба...

Ты ль, пришлец, восстал из гроба?

Иль уводишь в гроб меня —

В платах склепных,

Благолепных

Бело-мреющего дня?

229. РАССВЕТ{*}

Как и шаги звучат волшебно,

И стук колес во тьме ночей!..

И как вперение враждебно

Слепых предутренних очей!

Всё, дрогнув, вдруг отяжелело.

К ярму и тяготе спеша,

В свое дневное входит тело

Ночная вольная душа.

И жизнь по стогнам громыхает,

Как никлых связней кандалы...

И гений розы отряхает

В могилы мутной, белой мглы.

230. УТРО{*}

Неутомный голод темный,

Горе, сердцу как избыть?

Сквозь ресницы ели дремной

Светит ласковая нить.

Сердце, где твой сон безбрежий?

Сердце, где тоска неволь?

Над озерной зыбью свежей

Дышит утренняя смоль.

Снова в твой сосуд кристальный

Животворный брызжет ключ:

Ты ль впустило в мрак страдальный,

В скит затворный гордый луч?

Или здесь — преодоленье,

И твой сильный, смольный хмель —

Утоленье, и целенье,

И достигнутая цель?..

Чу, склонился бог целебный,

Огневейный бог за мной, —

Очи мне застлал волшебной,

Златострунной пеленой.

Нет в истомной неге мочи

Оглянуться; духа нет

Встретить пламенные очи

И постигнуть их завет...

231. ВЕСЕННЯЯ ОТТЕПЕЛЬ{*}

Ленивым золотом текло

Весь день и капало светило,

Как будто влаги не вместило

Небес прозрачное стекло.

И клочья хмурых облак, тая,

Кропили пегие луга.

Смеялась влага золотая,

Где млели бледные снега.

232. ЛИВЕНЬ{*}

Дрожат леса дыханьем ливней

И жизнью жаждущей дрожат...

Но всё таинственней и дивней

Пестуньи мира ворожат.

И влагу каждый лист впивает,

И негой каждый лист дрожит;

А сок небес не убывает,

По жадным шепотам бежит.

Листвой божественного древа

Ветвясь чрез облачную хлябь, —

Как страсть, что носит лики гнева, —

Трепещет молнийная рябь.

233. ОСЕНЬ{*}

Что лист упавший — дар червонный;

Что взгляд окрест — багряный стих...

А над парчою похоронной

Так облик смерти ясно-тих.

Так в золотой пыли заката

Отрадно изнывает даль;

И гор согласных так крылата

Голуботусклая печаль.

И месяц белый расцветает

На тверди призрачной — так чист!..

И, как молитва, отлетает

С немых дерев горящий лист...

234. ФЕЙЕРВЕРК{*}

Константину Сомову

Брызнув в небо, змеи-дуги

Огневые колесят,

Миг — и сумрак оросят:

Полночь пламенные плуги

Нивой звездной всколосят...

Саламандры ль чары деют?

Сени ль искристые рдеют?

В сенях райских гроздья зреют!..

Не Жар-птицы ль перья реют,

Опахалом алым веют,

Ливнем радужным висят?

Что же огненные лозы,

Как плакучие березы,

Как семья надгробных ив,

Косы длинные развив,

Тая, тлеют — сеют слезы —

И, как светляки в траве,

Тонут в сонной синеве?

Тускнут чары, тухнут грезы

В похоронной синеве...

И недвижные созвездья

Знаком тайного возмездья

Выступают в синеве.

СЕВЕРНОЕ СОЛНЦЕ{*}

235. СЕВЕРНОЕ СОЛНЦЕ

Севера солнце умильней и доле

Медлит, сходя за родимое поле,

Млеет во мгле...

Солнце, в притине горящее ниже,

Льнет на закате любовней и ближе

К милой земле, —

Красит косыми лучами грустнее

Влажную степь, и за лесом длиннее

Стелет узор

Тени зубчатой по тусклым полянам;

И богомольней над бором румяным

Светится детски лазоревый взор.

236. НА РОДИНЕ{*}

Посостарилось злато червонное,

Посмуглело на главах старых!

Сердце сладко горит, полоненное,

В колыбельных негаснущих чарах.