Стихотворения, поэмы, трагедия

Сладко былью умильной навеки

Своевольное сердце связать.

247. ЛЕБЕДИ{*}

Лебеди белые кличут и плещутся...

Пруд — как могила, а запад — в пыланиях...

Дрожью предсмертною листья трепещутся —

Сердце в последних сгорает желаниях!

Краски воздушные, повечерелые

К солнцу в невиданных льнут окрылениях...

Кличут над сумраком лебеди белые —

Сердце исходит в последних томлениях!

За мимолетно-отсветными бликами

С жалобой рея пронзенно-унылою,

В лад я пою с их вечерними кликами —

Лебедь седой над осенней могилою...

248. СФИНКСЫ НАД НЕВОЙ{*}

Волшба ли ночи белой приманила

Вас маревом в полон полярных див,

Два зверя-дива из стовратных Фив?

Вас бледная ль Изида полонила?

Какая тайна вам окаменила

Жестоких уст смеющийся извив?

Полночных волн немеркнущий разлив

Вам радостней ли звезд святого Нила?

Так в час, когда томят нас две зари

И шепчутся лучами, дея чары,

И в небесах меняют янтари, —

Как два серпа, подъемля две тиары,

Друг другу в очи — девы иль цари —

Глядите вы, улыбчивы и яры.

ПРИСТРАСТИЯ{*}

249. ТЕРЦИНЫ К СОМОВУ

О Сомов-чародей! Зачем с таким злорадством

Спешишь ты развенчать волшебную мечту

И насмехаешься над собственным богатством?

И, своенравную подъемля красоту

Из дедовских могил, с таким непостоянством

Торопишься явить распад и наготу

Того, что сам одел изысканным убранством?

Из зависти ль к теням, что в оные века

Знавали счастие под пудреным жеманством?

И душу жадную твою томит тоска

По «островам Любви», куда нам нет возврата,

С тех пор как старый мир распродан с молотка...

И граций больше нет, ни милого разврата,

Ни встреч условленных, ни приключений тех,

Какими детская их жизнь была богата,

Ни чопорных садов, ни резвости утех, —

И мы, под бременем познанья и сомненья,

Так стары смолоду, что жизнь нам труд и спех...

Когда же гений твой из этого плененья

На волю вырвется, в луга и свежий лес, —

И там мгновенные ты ловишь измененья

То бегло-облачных, то радужных небес

Иль пышных вечеров живописуешь тени, —

И тайно грусть твою питает некий бес

На легких празднествах твоей роскошной лени

И шепчет на ухо тебе: «Вся жизнь — игра.

И всё сменяется в извечной перемене

Красивой суеты. Всему — своя пора.

Всё — сон и тень от сна. И все улыбки, речи,

Узоры и цвета (— то нынче, что вчера)

Чредой докучливой текут — и издалече

Манят обманчиво. Над всем — пустая твердь.

Играет в куклы жизнь — игры дороже свечи, —

И улыбается под сотней масок — Смерть».

   1906

250. АПОТРОПЕЙ{*}

Федору Сологубу

Опять, как сон, необычайна,

Певец, чьи струны — Божий Дар,

Твоих противочувствий тайна

И сладость сумеречных чар.

Хотят пленить кольцом волшебным,

Угомонить, как смутный звон,

Того, кто пением хвалебным

Восславить Вящий Свет рожден.

Я слышу шелест трав росистых,

Я вижу ясную Звезду;

В сребровиссонном сонме чистых

Я солнцевещий хор веду.

А ты, в хитоне мглы жемчужной,

В короне гаснущих лучей,

Лети с толпой, тебе содружной,

От расцветающих мечей!

Беги, сокройся у порога,

Где тает благовест зари,

Доколе жертву Солнцебога

Вопьют земные алтари!

   1906

251. «ВЕНОК»{*}

Валерию Брюсову

Волшебник бледный Urbi пел et Orbi^[1]:

То — лев крылатый, ангел венетийский

Пел медный гимн. А ныне флорентийской

Прозрачнозвонной внемлю я теорбе.

Певец победный Urbi пел et Orbi:

То — пела медь трубы капитолийской...

Чу, барбитон ответно эолийский

Мне о Патрокле плачет, об Эвфорбе.

Из златодонных чаш заложник скорби

Лил черный яд. А ныне черплет чары

Медвяных солнц кристаллом ясногранным.

Садился гордый на треножник скорби

В литом венце... Но царственней тиары

Венок заветный на челе избранном!

252. БОГ В ЛУПАНАРИИ{*}

Александру Блоку

Дыханьем Вакховым ожил,

И ядом огненного хмеля

Налилась сеть бескровных жил.

И взор бесцветный обезумел

Очей божественно-пустых;

И бога демон надоумил

Сойти на стогна с плит святых —

И, по тропам бродяг и пьяниц,

Вступить единым из гостей

В притон, где слышны гик и танец

И стук бросаемых костей,

И в мирре смрадной ясновидеть,

И, лик узнав, что в ликах скрыт,

Внезапным холодом обидеть

Нагих блудниц воскресший стыд,

И, флейту вдруг к устам приблизив,

Воспоминаньем чаровать —

И, к долу горнее принизив,

За непонятным узывать.

253. ТЕНИ СЛУЧЕВСКОГО{*}

Тебе, о тень Случевского, привет

В кругу тобой излюбленных поэтов!

Я был тебе неведомый поэт,

Как звездочка средь сумеречных светов,

Когда твой дерзкий гений закликал

На новые ступени дерзновенья

И в крепкий стих враждующие звенья

Причудливых сцеплений замыкал.

В те дни, скиталец одинокий,

Я за тобой следил издалека...

Как дорог был бы мне твой выбор быстроокий

И похвала твоя сладка!

254. ТАЕЖНИК{*}

Георгию Чулкову

Стих связанный, порывистый и трудный,

Как первый взлет дерзающих орлят,

Как сердца стук под тяжестию лат,

Как пленный ключ, как пламенник подспудный;

Мятежный пыл; рассудок безрассудный;

Усталый лик; тревожно-дикий взгляд;

Надменье дум, что жадный мозг палят,

И голод тайн и вольности безлюдной...