В толпе глухих душою хладной —
Будь, слышащий, благословен!»
Сентябрь 1909
Вершины золотя,
Где песнь орлицей реет, —
Авророю алеет
Поэзия — дитя.
Младенца воскормив
Амбросиями неба,
В лучах звенящих Феба
Явись нам, Солнце-Миф!
Гремит старик-кентавр
На струнах голосистых;
На бедрах золотистых
Ничьих не видно тавр.
Одно тавро на нем —
Тавро природы дикой,
И лирник светлоликий
Слиян с лихим конем.
Прекрасный ученик,
Ища по свету лавра,
Пришел в вертеп кентавра
И в песни старца вник.
Род поздний, дряхл и хил,
Забыл напев пещерный;
Ты ж следуй мере верной,
Как ученик Ахилл.
Поэт, ты помнишь ли сказанье?
Семье волшебниц пиерид —
Муз-пиерид, на состязанье
Собор бессмертный предстоит.
Поют пленительно царевны, —
Но песнь свою поют леса;
И волны в полночь так напевны,
И хор согласный — небеса.
Запели музы — звезды стали,
И ты полнощная Луна!
Не льдом ли реки заблистали?
Недвижна вольная волна.
Какая память стала явной?
Сквозною ткань каких завес?
А Геликон растет дубравный
Горой прозрачной до небес.
И стало б небо нам открытым,
И дольний жертвенник угас...
Но в темя горное копытом
Ударил, мир будя, Пегас.
Когда вспоит ваш корень гробовой
Ключами слез Любовь, и мрак суровый,
Как Смерти сень, волшебною дубровой,
Где Дант блуждал, обстанет ствол живой, —
Возноситесь вы гордой головой,
О гимны, в свет, сквозя над мглой багровой
Синеющих долин, как лес лавровый,
Изваянный на тверди огневой!
Под хмелем волн, в пурпуровой темнице,
В жемчужнице — слезнице горьких лон,
Как перлы бездн, родитесь вы — в гробнице.
Кто вещих Дафн в эфирный взял полон,
И в лавр одел, и отразил в кринице
Прозрачности бессмертной? — Аполлон.
КНИГА ТРЕТЬЯ
ЭРОС{*}
с приложением цикла сонетов
ЗОЛОТЫЕ ЗАВЕСЫ
Дохну ль в зазывную свирель,
Где полонен мой чарый хмель,
Как ты, моя змея,
Затворница моих ночей,
Во мгле затеплив двух очей,
Двух зрящих острия,
Виясь, ползешь ко мне на грудь —
Из уст в уста передохнуть
Свой яд бесовств и порч:
Четою скользких медяниц
Сплелись мы в купине зарниц,
Склубились в кольцах корч.
Не сокол бьется в злых узлах,
Не буйный конь на удилах
Зубами пенит кипь:
То змия ярого, змея,
Твои вздымают острия,
Твоя безумит зыбь...
Потускла ярь; костер потух;
В пещерах смутных ловит слух
Полночных волн прибой,
Ток звездный на земную мель, —
И с ним поет мой чарый хмель,
Развязанный тобой.
Колобродя по рудам осенним,
Краснолистным, темнохвойным пущам,
Отзовись зашелестевшим пеням,
Оглянись за тайно стерегущим!
Я вдали, и я с тобой — незримый, —
За тобой, любимый, недалече, —
Жутко чаемый и близко мнимый,
Близко мнимый при безликой встрече.
За тобой хожу и ворожу я,
От тебя таясь и убегая;
Неотвратно на тебя гляжу я —
Опускаю взоры, настигая;
Чтобы взгляд мой властно не встревожил,
Не нарушил звончатого гласа,
Чтоб Эрот-подпасок не стреножил
На рудах осенних Китовраса.
Где ранний луч весенний,
Блеск первый зеленей?
Был мир богоявленней
И юности юней.
Закинул чрез оконце,
Отсвечивая, пруд
Зеленой пряжей солнце
В мой дремлющий приют.
Белелся у оконца
Стан отроческий твой...
Порхали веретенца,
И плыли волоконца, —
Заигрывало солнце
С березкой золотой.
Как, наливаясь, рдяный плод
Полдневной кровию смуглеет,
Как в брызгах огненных смелеет
Пред близким солнцем небосвод:
Так ты, любовь, упреждена
Зарей души, лучом-предтечей.
Таинственно осветлена,
На солнце зарится она,
Пока слепительною встречей
Не обомрет — помрачена.
Неизгладимая печать
На два чела легла.
И двум — один удел: молчать
О том, что ночь спряла, —
Что из ночей одна спряла,
Спряла и распряла.
Двоих сопряг одним ярмом
Водырь глухонемой,
Двоих клеймил одним клеймом
И метил знаком: Мой.
И стал один другому — Мой...
Молчи! Навеки — Мой.
Ты помнишь: мачты сонные,
Как в пристанях Лорэна,
Взносились из туманности
Речной голубизны
К эфирной осиянности,
Где лунная Сирена
Качала сребролонные,
Немеющие сны.
Мы знали ль, что нам чистый серп