Стихотворения, поэмы, трагедия

И, рея огнесклонами

Мерцающих быстрин,

Я — звездный сев над лонами

Желающих низин!

И, пьян дремой бессонною,

Как будто стал я сам

Женою темнолонною,

Отверстой небесам.

293. ЗОДЧИЙ{*}

Я башню безумную зижду

Высоко над мороком жизни,

Где трем нам представится вновь,

Что в древней светилось отчизне,

Где нами прославится трижды

В единственных гимнах любовь.

Ты, жен осмугливший ланиты,

Ты, выжавший рдяные грозды

На жизненность девственных уст, —

Здесь конницей многоочитой

Ведешь сопряженные звезды

Узлами пылающих узд.

 Бог-Эрос, дыханьем надмирным

По лирам промчись многострунным,

Дай ведать восторги вершин

Прильнувшим к воскрыльям эфирным

И сплавь огнежалым перуном

Три жертвы в алтарь триедин!

294. ХУДОЖНИК{*}

Всё глину мять да мрамор сечь —

И в облик лучших воплощений

Возмнит свой замысел облечь.

И человека он возжаждет,

И будет плоть боготворить,

И страстным голодом восстраждет...

Но должен, алчущий, дарить, —

До истощенья расточая,

До изможденья возлюбя,

Себя в едином величая,

В едином отразив себя.

Одной души в живую сагу

Замкнет огонь своей мечты —

И рухнет в зеркальную влагу

Подмытой башней с высоты.

295. НИЩ И СВЕТЕЛ{*}

Млея в сумеречной лени, бледный день

Миру томный свет оставил, отнял тень.

И зачем-то загорались огоньки;

И текли куда-то искорки реки.

И текли навстречу люди мне, текли...

Я вблизи тебя искал, ловил вдали.

Вспоминал: ты в околдованном саду...

Но твой облик был со мной, в моем бреду.

Но твой голос мне звенел — манил, звеня...

Люди встречные глядели на меня.

И не знал я: потерял иль раздарил?

Словно клад свой в мире светлом растворил, —

Растворил свою жемчужину любви...

На меня посмейтесь, дальние мои!

Нищ и светел, прохожу я и пою —

Отдаю вам светлость щедрую мою.

ЗОЛОТЫЕ ЗАВЕСЫ{*}

Di pensier in pensier, di monte in monte Mi guida Amor... Petrarca^[1]

296—311. ЗОЛОТЫЕ ЗАВЕСЫ

1

Лучами стрел Эрот меня пронзил,

Влача на казнь, как связня Севастьяна;

И, расточа горючий сноп колчана,

С другим снопом примчаться угрозил.

Так вещий сон мой жребий отразил

В зеркальности нелживого обмана...

И стал я весь — одна живая рана;

И каждый луч мне в сердце водрузил

Росток огня и корнем врос тягучим;

И я расцвел — золотоцвет мечей —

Одним из солнц; и багрецом текучим

К ногам стекла волна моих ключей...

Ты погребла в пурпурном море тело,

И роза дня в струистой урне тлела.

2{*}

 Сон развернул огнеязычный свиток:

Сплетясь, кружим — из ярых солнц одно —

Я сам и та, чью жизнь с моей давно

Плавильщик душ в единый сплавил слиток.

И, мчась, лучим палящих сил избыток;

И дальнее расторг Эрот звено, —

И притяженной было суждено

Звезде лететь в горнило страстных пыток.

Но вихрь огня тончайших струй венцом

Она, в эфире тая, облачала,

Венчала нас Сатурновым кольцом.

И страсть трех душ томилась и кричала, —

И сопряженных так, лицо с лицом,

Метель миров, свивая, разлучала.

3{*}

Во сне предстал мне наг и смугл Эрот,

Как знойного пловец Архипелага.

С ночных кудрей текла на плечи влага;

Вздымались перси; в пене бледный рот...

«Тебе слугой была моя отвага,

Тебе, — шепнул он, — дар моих щедрот:

В индийский я нырнул водоворот,

Утешного тебе искатель блага».

И, сеткой препоясан, вынул он

Жемчужину таинственного блеска.

И в руку мне она скатилась веско...

И схвачен в вир, и бурей унесен,

Как Паоло, с твоим, моя Франческа,

Я свил свой вихрь... Кто свеял с вежд мой сон?

4

 Таинственная светится рука

В девических твоих и вещих грезах,

Где птицы солнца на янтарных лозах

Пьют гроздий сок, примчась издалека, —

И тени белых конниц — облака —

Томят лазурь в неразрешенных грозах,

И пчелы полдня зыблются на розах

Тобой недоплетенного венка...

И в сонной мгле, что шепчет безглагольно,

Единственная светится рука

И держит сердце радостно и больно.

И ждет, и верит светлая тоска;

И бьется сердце сладко-подневольно,

Как сжатая теснинами река.

5

Ты в грезе сонной изъясняла мне

Речь мудрых птиц, что с пеньем отлетели

За гроздьем в пищу нам; мы ж на постели

Торжественной их ждали в вещем сне.

Воздушных тел в божественной метели

Так мы скитались, вверя дух волне

Бесплотных встреч, — и в легкой их стране

Нас сочетал Эрот, как мы хотели.

Зане единый предызбрали мы

Для светлого свиданья миг разлуки:

И в час урочный из священной тьмы

Соединились видящие руки.

И надо мной таинственно возник

Твой тихий лик, твой осветленный лик.

6

 Та, в чьей руке златых запруд ключи,

Чтоб размыкать волшебные Пактолы;

Чей видел взор весны недольней долы

И древних солнц далекие лучи;

Чью розу гнут всех горних бурь Эолы,

Чью лилию пронзают все мечи, —

В мерцании Сивиллиной свечи

Душ лицезрит сплетенья и расколы.

И мне вещала: «Сердце! рдяный сад,

Где Тайная, под белым покрывалом,

Живых цветов вдыхает теплый яд!..

Ты с даром к ней подходишь огнеалым

И шепчешь заговор: кто им заклят,

Ужален тот любви цветущим жалом».

7

Венчанная крестом лучистым лань —

Подобие тех солнечных оленей,

Что в дебрях воззывал восторг молений, —

Глядится так сквозь утреннюю ткань

В озерный сон, где заревая рань

Купает жемчуг первых осветлений, —

Как ты, глядясь в глаза моих томлений,