Наверное, недоволен, что поставили в подчинение к мальчишке. Да и Сашка с Олегом скептически поглядывают на новоявленного командира. Только Игорь Игоревич ни на кого не реагирует, погрузился в себя, хмурится, словно ненавидит весь мир.
И все же Костя был доволен своим первым самостоятельным полетом. Несмотря на пережитое волнение из-за ложной бомбы, дальше — тьфу-тьфу — все шло по графику. Они вовремя набрали высоту, заняли свой эшелон и уже через сорок минут должны совершить посадку в парижском аэропорту Орли.
Он глянул на показания приборов. Скорость восемьсот тридцать километров в час, высота десять тысяч метров. Пожалуй, можно выпить кофе.
Сашенька явилась моментально, всем улыбнулась, стараясь привлечь к себе внимание. Особенно она красовалась перед Костей. Оно и понятно, пусть командир оценит расторопность старшей стюардессы. Сашеньке Тарасовой очень хотелось остаться старшей после этого рейса.
— Вам с сахаром, Константин Иванович? Сколько кусочков?
Костя усмехнулся. Раньше никого не интересовало, какой кофе он любит. Наталья приносила чашку и на блюдце клала стандартную аэрофлотовскую упаковку с рафинадом. И никогда не замечала, что упаковка остается нетронутой.
— Мне без сахара.
— Фигуру бережете? — стрельнула глазами Сашенька. — Хотите анекдот? «Я ноль-пятый, вызываю руководителя полетов. Горючее кончилось. Высота три тысячи. Жду инструкций». — «Ноль-пятый, я руководитель полетов. Повторяйте за мной: Отче наш, иже еси на небеси…»
Она засмеялась первая, громко и заразительно. Но только один Олег Петрович поддержал ее добродушным смешком.
— Да что вы какие-то заторможенные? — обиделась Сашенька. — Кому еще кофе, чтоб мне два раза не бегать? Никому? Ну и ладно.
Она налила кофе в чашку, поставила на поднос и подумала, что ей через неделю уходить на сессию. Руководство всегда предоставляло заочникам и вечерникам отпуск. И раньше Сашенька радовалась внеплановому отдыху, поскорее спихивала экзамены кое-как и развлекалась.
Но теперь ей хотелось застолбить за собой место старшей. А то, не ровен час, пока она будет английский зубрить, поставят вместо нее Динку. У той опыта столько же… Или Евлампию. У этой страхолюдины брат какая-то шишка, расстарается ради сестрички.
Черт, так, может, не брать отпуск? Подкатиться к декану, поплакаться, что ее заменить некем, попросить свободный график зачетов. Ведь иногда идут навстречу…
Глава 25
Ну вот и Орли. Лайнер начал снижение. Радист Петраков запросил разрешение на посадку.
Разрешение получено. Борту сто двенадцать — шесть — два рекомендована полоса два-семь.
Штурман Васин рассчитал угол захода на посадку в рекомендованном наземной службой эшелоне.
Две тысячи метров… тысяча восемьсот… восемьсот… Снижение проходит нормально. Все параметры в норме.
— Выпуск шасси, — отдал команду Костя.
— Есть шасси, — отозвался Елисеев.
Но привычного, едва уловимого толчка под корпусом не последовало.
— Командир! — крикнул Сашка Смирнов. — Оба люка закрыты!
Лампочка на табло, сигнализирующая о выпуске шасси, не загорелась.
— Повтори!
— Глухо!
— Еще!
— Нет!
Все взгляды были прикованы к табло. Сашка жал на кнопку выпуска, она утопала до предела, но раскрытие не происходило. Индикатор показывал, что шасси все еще под крылом.
— Заклинило, командир, — повернулся Сашка. — Что делать?
Он внезапно побледнел, на лбу выступили капли пота.
Костя взял микрофон:
— Игорь, связь.
— Есть.
— Я борт сто двенадцать — шесть — два, — стараясь говорить спокойно, сообщил на землю Костя. — У нас заклинило шасси. Жду указаний.
— Борт сто двенадцать — шесть — два, займите эшелон тысяча двести и заходите на второй круг.
— Понял.
Они заходили уже на третий круг, но шасси заклинило напрочь. Сашка Смирнов уставился на табло, гипнотизировал взглядом лампочку индикатора. Не горит! Хотя все внешне нормально, никаких сигналов о неисправности в системе. Такое ощущение, что проклятые люки просто упрямятся.
— Может, гидравлика? — спросил Костя.
— Нет. Хрен знает что!
В кабине повисло напряженное молчание. Экипаж обменивался только короткими репликами.
— Есть?
— Нет.
— Черт!
— Какой у нас вес?
— Сто пять, — доложил Сашка.
— Много, — буркнул Елисеев.
— Предел. — Костя повернулся к нему: — Что будем делать?
— Ты командир, ты и решай, — ответил тот.
— Сука, — в сердцах выдохнул в микрофон Игорь Игоревич.
— Борт сто двенадцать — шесть — два, — залопотали с земли по-английски. — Повторите, не понял.
— Прошу разрешения еще на один круг, — сказал Петраков.
— Есть? Сашка, глянь!
Бортинженер выглянул в иллюминатор, изогнувшись, чтобы удобнее было заглянуть под крыло. Видно плохо, но все же ясно, что на том месте, где должно быть шасси, пустота.
— Я проверю систему, — сорвался с места Сашка.
— Проверяй. — Костя помолчал. — Игорь, запроси нам верхний эшелон.
— Перегрузкой попробуешь? — спросил Елисеев.
— Один выход, — пожал плечами Костя.
— Что случилось? — спросила Евлампия.
На бортинженере лица не было. Он стремительно прошел мимо, рванул ведущую на нижний уровень дверь и помчался по крутой лестнице.
Сашенька замерла, проводив его взглядом.