Сто оттенков Веры

– Че-е-ево-о-о?! – Коп прямо подпрыгнул на стуле, вскочил, глазищи выпучил, руками замахал! – Да я ж ее растил, как свою, родную, самую что ни на есть… Я же к ней… Я… ВСЁ – для нее, ты же знаешь! Я ночей не спал, на памперсы целое состояние ушло, только что грудью не кормил! А она… – и он, не сдержавшись, грохнул наотмашь крепкой ладонью по стенке кухни: аж всё на ней, маленькой, вздрогнуло.

– А она… – Вера подержала паузу, дождалась, пока затихнут на полке крышечки на потревоженных чайничках (она их собирала – и даже с отколотыми носиками), и спокойно глядя ему снизу в глаза, сказала, – она будет любить не тебя, а своих детей. И племянников с внуками. Вот так-то, Коп.

…

Вход Веры в собственную приёмную, как рот – ладонью, прикрыл довольно громкий общий разговор. «Великий топ-менеджмент» в количестве всего-то четырёх человек «толпился» перед дверью генерального в ожидании начала еженедельной летучки. Они смолкли, почему-то смущённо поздоровались и поспешили войти в широко распахнутую шефову дверь.

Она размотала шарф, вынула наушники, сняла и убрала в шкаф серебристую, из козочки, шубку и быстро переобулась в чёрные туфли-лодочки.

Включила комп, сразу ткнула в мигающую (значит, есть новая запись) табличку «Непредвиденное»: заполнялась она в выходные и праздничные дни охраной (внизу, на входе), и доступ к ней был только у охраны, Веры и шефа. Запись от 23.03 вчерашнего дня: «Со двора было слышно крик о помощи. Конкретно – помогите, спасите, кто-нибудь скорее. Был произведён выход на улицу. В освещённом квадрате местности никто не обнаружен. Старший дежурный… (ФИО, подпись)».

– М-да, шершавым языком охраны, – вздохнула Вера, читая дальше: – «О проишествии записано в 23.07. В 23.13 явился сотрудник компутерного (sic!) центра Семён… (неразборчиво, вчиталась) Пахотников (да, есть такой, взяли в штат, дизайнером в КЦ, неделю назад: рыжеватый, симпатичный, видно сразу – непростой), сообщивший, что желает пройти в туалет. Был допущен без пропуска на второй этаж, в вышеозначенное помещение. Вышел через 25 минут».

Что делал Пахотников тридцать пять минут в служебном туалете сразу после чьих-то криков о помощи? А может, ничего такого особого не делал, делая лишь то, что и положено делать – в туалете.

«Что-то я сегодня притормаживаю… Ах, да, я же мало спала!» – Вере будто кто-то другой сообщил об этом: она не чувствовала ни усталости, ни покалывающих и ведущих не туда, хорошо известных ей ощущений послебессонья, ни сухости во рту, ни песочка в глазах.

Всё же – проверочно – встав от стола, подошла к зеркалу.

Аккуратная стрижка.

Ровная, тёплого смуглого оттенка, кожа.

Зелёные – спокойные и внимательные – глаза.

Не особо строгий, но достаточно офисный тёмно-бежевый костюм – прямая юбка, пиджак. Лёгкая кремовая блуза.

Туфли-лодочки.

Чёрные туфельки от Kurt Geiger – весьма изящные, дорогие и удобные.

…

«Веруся, ты сейчас будешь смотреть это кино одна!!!»

Тихо разъярённый Сашка-синдром (самый распоследний из её ванильных бойфрендов) резко встал в темноте летнего фестивального показа в Доме кино и, небольно наступив на одну из Вериных чёрных туфелек (они тогда были свежекупленными), ломанулся к выходу. Вся спина его кричала при этом «верни меня немедленно!».

Вера спину не послушалась.

И ничего относительно спины не предприняла. Лишь с довольной физиономией покрутила в руках только что у Сашки-синдрома отобранный DVD со старым, но спецом отреставрированным (чего в инете не сыщешь), пока не смотренным ею фильмом «Четыре».

А месяц назад Аглая как раз упомянула, когда они вацапались, об этом творении Хржановского-младшего. И понимала она в кинематографе поболе Вериного: немало текстов написала в своё время для киноэнциклопедии «Кино и контекст» – под псевдонимом «Марина Ильина», водила знакомства с несколькими известными режиссёрами, а с одним была настолько близка, что имела право называть его просто Арчи.