Сто сорок писем Василия Белова

В книге «Невозвратные годы», вышедшей как раз в 2005 году, есть лишь маленькое упоминание о героине рассказа «Пятая любовь». Но она не названа даже по имени. Василий Иванович писал о ее отце: «Уполномоченный из деревни Семеновской Иван Иванович Варюшонков (отец моей будущей пассии) объяснял, что все живые лошади висят на вожжах (их действительно подвешивали в конюшне на вожжи, чтоб не упали…).

Неужели это неопубликованное произведение Белова?! Будучи в гостях у вдовы Ольги Сергеевны, я спросил у нее о судьбе рассказа «Пятая любовь». Увы, она ничего о нем не знала. Выходит, я совершил грех, не вернув рассказ автору, ведь он мог про него забыть, и теперь нужно предать его гласности. Пусть литературоведы и краеведы выясняют в дальнейшем, кто и где опубликовал «Пятую любовь» первым.

Рассказ поэтичный, тонкий, пронизанный глубокими переживаниями и воспоминаниями… К тому же он поздний, написан после наших с Беловым споров по поводу того, чем отличается рассказ от очерка. В тексте есть свежая правка, осуществленная авторучкой с черными чернилами. По почерку заметно, что она сделана сломанной рукой. В письме сказано, что рассказ состоит из трех страничек. На самом деле, он написан на четырех листах.

Первой любовью автора была школьница Серафима Варюшонкова. Про нее он мне много раз рассказывал, исполнял даже на гармошке известную и любимую ими песню про «зарю мою вечернюю». Я записал ту игру на видеокамеру. Жена Ольга Сергеевна знала об их взаимоотношениях от самого мужа, потому не ревновала. Тем более, Сима Варюшонкова рано погибла. Хотя на моей памяти был один случай, когда Василий Иванович сказал при гостях, что у него когда-то была «первая и единственная любовь», так Ольга Сергеевна встала и вышла из комнаты. Не удержалась. В других случаях она спокойно относилась к воспоминаниям мужа. Однажды сама поведала мне о том, что детская любовь Василия Ивановича накрепко поселилась в его сердце.

Публикую рассказ Василия Белова «Пятая любовь» без сокращений, но с его правкой и вставкой «Почти документальный рассказ»:

«Нет, опасное это дело – писать документальный рассказ. Читатель спросит, а почему опасное? Потому что одно дело – создание газетной статьи, то есть заниматься публицистикой, другое – обычный рассказ, художественный, для которого нужна и смелость, и фантазия.

Не знаю, испытывал ли М. Горький зависть к учившимся в университетах. Наверное, да, иначе не называл бы свою книгу «Мои университеты».

Я прямо скажу, я испытывал зависть.

Почти все мои друзья, такие, как Олег Михайлов, Анатолий Ланщиков, Петр Палиевский, учились в университете и закончили этот университет.

Теперь о слове «почти» в моем понимании документального: надо знать разницу, с кем у тебя документальная дружба, с кем самая прочная, то есть примерно в годы начальной школы, а с кем дружба, возникшая в юности, с кем она так себе… Не дружба, просто знакомства. (На мой взгляд, самая крепкая дружба – детская. То есть, когда человеку 6-7-8-9-10 лет.) Но кто знает, сколько она длится, иногда она не кончается до старости. Но чаще она завершается с первой женитьбой, с первым замужеством.

Петра Васильевича Палиевского я соблазнил озером с рыбалкой. Палиевский приехал на ограниченный срок, зато с длиннющим складным удилищем. Он спешил уезжать в Америку на какое-то важное сборище и в свободное от рыбалки часы готовил свое выступление об американском реализме в литературе.

Кажется, в тот приезд я и рассказывал ему о моем приключении на Лесном озере, когда запутался я в своей же сети и по всем признакам должен был погибнуть. Не буду писать о подробностях, но вроде бы Петя мне не поверил. Однако как раз тот случай сделал меня окончательно верующим человеком…

Правда, в озере я к тому времени уже побывал, ставя так называемые каргачи – длинные и свежесрубленные жердины, кои надо было поднять, стоя в лодке, и сильно опустить в воду, чтоб жердь одним концом ушла глубоко в ил. Но детские силы были невелики, она, эта жердь, тяжела, я тогда рухнул в воду. Борис Мартьянов, мой дружок, кричал с берега, но я выкарабкался из воды сам. Вторая купель оказалась значительней и опасней, я и впрямь вполне мог погибнуть. Кричал. Но на озере не было ни души. Я же после второй купели стал бояться озера и воды, моя водобоязнь оказалась меня сильнее.

Интересно, что у того же Бориса Мартьянова я брал читать книгу «Пятая любовь», совпало это с приходом нового уполномоченного по севу Варюшонкова Ивана, отца Симы. Совпало с голодом, с другими случайностями той поры. И поэтому, когда я перешел в пятый класс, я уже был влюблен в девочку Симу Варюшонкову, подружку Иры Механиковой, моей двоюродной сестры, с которой я бывал в гостях у нашей общей родни в деревне Гридинской.