Все эти обстоятельства, взятые вместе, и привели к моей жуткой влюбленности. Я даже едва выносил, когда Сима, уже в шестом классе, поднималась вместе с моим другом, Толей Стуленковым, на горку, когда мы катались с этой горки на санках, кто просто на ногах, обутых в валенки. Толя Стуленков однажды простудился и заболел воспалением легких. Он помогал матери рубить дрова. Помню, как он уже поправлялся, но случился рецидив, и он умер. Ни лекарств, ни больниц тогда не было.
На похороны вместе со всей школой приходила и Сима. До этого я написал ей письмо. После окончания семи классов она, кажется, тоже написала мне письмо. Но я оказался слишком горд, и девочка Капа, приносившая мне ее письмо, ушла ни с чем. Жалею до сих пор…
Еще помню, как горел пионерский костер, и, уходя с гармошкой не своей, а с чужой, я упал прямо на дороге. Ах, какой позор, какие страдания испытывал я в этот момент!
Спустя сколько-то лет я встретил Симу на пороге Вологодского педагогического и даже по пьянке привел ее на квартиру, где снимал чердачное место мой брат Иван. Перед этим она с подружкой приходила на свадьбу к старшей сестре. Я уже имел свою гармонь, играл, сидя на камушке, только для нее и ее подружки. Она пела частушки, плясала кружком. Это мне отлично запомнилось.
Еще запомнилось, как она приходила гулять на Дружинине и пела так:
Увы, увы, пятая любовь не состоялась, хотя мы уже и договаривались пожениться.
Будучи в армии, я получил десятидневный отпуск, и целую неделю ежедневно через лес ходил из Тимонихи к Симе и своей будущей теще в деревню Семеновскую. Я играл им, она пела со мной… Что мы пели? А вот что. Георгия Свиридова в ту пору лично я еще не знал, познакомились мы с ним позднее. А пели мы с Симой как раз его песню на слова Исаковского.
Особенно меня волновала эта строка: любовь неугасимая.
Почему я настаиваю именно на Свиридове? Потому что на эти слова была написана музыка и других композиторов, например, Мокроусова.
Опять помешали нам некие семейные обстоятельства. Сима из Архангельска поехала в Ленинград к отцу, пытаясь примирить родителей.
Я встречал архангельский поезд ежедневно, однако, напрасно. Она то ли раздумала выходить за меня замуж, то ли уехала еще каким-то другим поездом. Я вспомнил, как она слегка флиртовала с каким-то парнем, когда я неделю ходил в Семеновскую. Дурак, надо было сразу не терять драгоценных дней отпуска и пойти в сельсовет расписаться…
Тем не менее я любил ее, и когда она через Москву уезжала в Таджикистан, я чувствовал это всем сердцем, всем нутром. Потом, закончив Литинститут и приехав в Тимониху, мне сообщили, что Сима не жива, что она погибла… Подробности ее гибели мне до сей поры неизвестны. Предлагай, что хочешь. Да, пятой любви не было.
Наверное, сказалась здесь ее пионерская и комсомольская активность. Там, в Таджикистане, до сего часу идут драки и драчки то в связи с наркотиками, то в связи с разными выборами. С одной знакомой, с коей Сима работала в одной школе, я попытался что-то узнать, но та ничего не знала.
Ищу вот свиридовскую пластинку, но все напрасно. Патефоны ликвидируют люди, а вместе с патефонами погибают и пластинки!
Остались одни воспоминания о Симе, Серафиме Ивановне Варюшонковой.
Господь, прости ей все грехи!».
В приведенной Василием Ивановичем песне «Услышь меня, хорошая…» я нашел несколько ошибок. Он написал, например, фразу «А месяц так и светится». У поэта Исаковского она по-иному звучит – «А месяц в небе светится». Или другая оплошность. Белов пишет про черемуху – «В твое окошко брошена». А надо – «К тебе в окошко брошена». Видимо, он писал рассказ и проводил строки из песни по памяти, либо как пел, так и запомнил.
Мои поиски пластинки с песней «Услышь меня, хорошая», положенной на музыку Георгия Свиридова, также не увенчались успехом. Но благодаря Интернету я все-таки услышал эту песню и саму свиридовскую музыку к ней. То было классическое исполнение на рояле известного певца В. Баркова. Божественное искусство!