Сто сорок писем Василия Белова

В который раз я отметил про себя, с каким усердием и интересом Белов читает в пору занятости и болезни разнообразную литературу – газеты, журналы, книги, письма. Причем, читает много и не выборочно, а отбирая важные для него темы. В упомянутом им журнале за 2006 год (№ 42) Василий Иванович прочел статьи Сергея Бабурина и Сергея Глотова, некролог от нашей партии на смерть в Гааге Слободана Милошевича и мой очерк «Сербский рубеж», но отметил он особо лишь статью капитана 1-го ранга, старообрядческого публициста и церковного деятеля Алексея Юрьевича Рябцева.

Я поинтересовался у Василия Ивановича, а чем так затронула его данная статья. Оказывается, его давно волновала тема Смуты на Руси, проблема прихода к власти не победителя иностранщины князя Дмитрия Пожарского, продолжателя рода Рюриковичей, а Михаила Романова, того из рода бояр, кто служил Сигизмунду… И факт того предательства, когда накануне выборов царя сторонники рода Романовых закрыли князя в доме и не пустили на якобы всенародное голосование, описан некоторыми известными историками, в том числе и публицистами-старообрядцами.

Пришлось заново перечитывать статью Алексея Рябцева «С праздником?». В ней я нашел то, что взволновало Белова, а потом заставило меня искать разные источники на тему прихода к власти в России рода Романовых. Тут мой интерес был вызван еще и тем, что в тех трагических и важных событиях принимал непосредственное участие мой земляк – келарь Троице-Сергиевой Лавры, знаменитый летописец Авраамий Палицын.

Не могу не процитировать пару примеров из статьи Алексея Рябцева. Именно на них Белов обратил мое внимание.

Первый пример:

«На фоне столь блистательных карьер, сделанных ворами и изменниками, карьера князя Пожарского после 1612 года выглядит более чем скромно. Так, в 1614 году Пожарского по результатам местнического спора ставят по заслугам ниже Бориса Салтыкова. А уж после смерти как чтут! Могила Пожарского была «найдена» только в 1852 году (тогда же была «найдена» и могила Минина).

Получается так: некие изменники вводят врага в столицу; честные русские люди собирают ополчение, воюют и врага из столицы изгоняют, а изменников, вместо того чтобы на столбах развесить, избирают своими руководителями. Ну полный бред! Ясно одно – псевдопатриотическое мифотворчество (как и благоглупости вообще) пределов, увы, не имеет».

Второй пример:

«По большому счету, ополчение Минина и Пожарского потерпело поражение. Да, с польским отрядом, засевшим в Кремле, они справились, но с «русскими» людьми, которых эти поляки в Кремле охраняли (Михаил Романов, кстати, также был в это время в Кремле), справиться они не смогли».

Для Василия Белова история никогда не была бесконечно далека. Обсуждая статью Рябцева, он сказал, что существует определенная связь между историей прошлого и историей будущего, наша задача – из поколения в поколение хранить в себе высшие духовные ценности и не изменять заветам предков.

Письмо сто девятнадцатое

Дорогой Толя!

Не буду мучать тебя как зрителя, скажу сразу: мой пейзаж на стекле, каждый знает, как непросто склеить стекло, да впридачу стекло ломаное, да еще рифленое. Но я осмелился и сделал надпись «Пейзаж зимний». Во всяком случае, зима на стекле имеется. Но больше всего на стекле зеленого и розового (ах, опять спешу) не надо было смазывать. Торопливость – мой грех и в живописи, и в словесности, то есть, я, закончивший Литинститут, вечно спешу. Вот так получилось с сербским языком, и с болгарским, который, я считал, буду изучать легче сербского! Наивный. Ленивый. Ошибка следует за ошибкой. Увы.

Когда-то поэта Василия Федорова спросили: за какое он искусство?

Он ответил: я за искусство левое, но не левее сердца. Так левизна мне повредила.

На стекле все ж таки заметны пространства (зеленые, лесные, розовые, погодные и новогодние). Надеюсь, больше ошибаться не буду.

Анатолию Николаевичу Грешневикову посылаю рисунок на стекле, вот и весь разговор о любимых деревьях, о соснах.

Пардон! В. Белов.

Отбит всего один уголок!