Сто сорок писем Василия Белова

Лучше скажи, что говорят в театре им. Волкова. И не присылай больше ничего, пока я не сделаю окончание для ЖЗЛ. Привет Гале, сыну и твоим друзьям. А получил ли ты книгу с моими пьесами? Если не получил, то пришлю. Поздравляю с Новым годом и Рождеством!

До свидания. 3 января 2004 г.

Спаси меня от жидов! Если можешь. Белов.

В очередной раз Василий Иванович стал заложником своего взрывного характера. Ему не понравилась статья писателя Николая Коняева о композиторе Валерии Гаврилине, опубликованная в журнале «Русский дом», и он, не долго думая, сразу обругал автора. Заодно попало и мне, ведь материал Белову выслал я, полагая, как и прежде, что он сгодится ему для работы.

Несмотря на то, что Белов в письме жирно подчеркнул фамилии Коняев и Куняев и указал «их надо отличать», я и без него знал цену обоим писателям. Конечно, известность Станислава Куняева, его могучий талант и бойцовские качества не стоит ставить на одну линейку с творчеством писателя Николая Коняева, чей талант только начинал давать хорошие всходы. Но мне по душе была добрая нацеленность Коняева прославить на весь мир великих русских подвижников, забытых телевидением, прессой, кинематографом. Один лишь громадный том с дотошным исследованием творческой биографии знаменитого поэта Николая Рубцова, вставшего в один ряд с Тютчевым и Есениным, говорит о многом. По крайней мере, о его благородных помыслах и делах. Никто из современных русских писателей не написал книгу о Рубцове, а он сделал эту нужную работу и заставил тем самым подрастающее поколение читать этого выдающегося поэта.

Я неустанно спорил с Беловым, пытался доказать ему, что такие подвижники, как Коняев, нужны России. Без их пропагандистских трудов на книжном рынке будут красоваться лишь сборники о Бродском и Малевиче, и в библиотеки только они поступят, да и в школах кроме них нечего будет детям изучать. Если не будет книг о Рубцове, то не будет и понимания рубцовской России, той «тихой родины», которая близка по духу и менталитету каждому русскому человеку. Любовь Рубцова к России иная, чем у Бродского… Эта «инаковость» подтверждается хотя бы тем фактом, что у Рубцова ни при каких тяжелых обстоятельствах жизни не зарождалась мысль покинуть Родину и уехать за границу, он не мог представить себя вне родной земли, он ощущал себя частью России, а вот Бродский при первом же случае сбежал в Америку. Для него не существует понятий «родная земля» или «земля предков», есть лишь та земля, где удобно жить.

Белов в споре не шел ни на какие компромиссы. И лишь под давлением аргументов, чувствуя, что я тоже упрям и не сдаюсь, он начинал кое в чем соглашаться. При этом в конце спора обязательно вставлял острую шпильку: «Все равно Коняев – поверхностный писатель…».

С некоторыми замечаниями Белова я не мог не согласиться. В том числе, к упомянутой в письме статье Коняева. Если автор не знал, что Белов дружил с Гаврилиным и пишет о нем даже повесть, то это простительно. Но он обязан был знать о близких и душевных взаимоотношениях двух композиторов-гениев. Известно суровое высказывание Свиридова: «Все, что останется в русской музыке после меня, – это музыка Валерия Гаврилина». На такое откровение мог пойти только великий композитор.

Но ведь главное здесь заключается не столько в том, что сказано и кем сказано, а в том, к кому эти слова адресованы. И тут Коняев должен был, по мысли Белова, упомянуть Свиридова.

Тут трудно возражать Белову. Характеристика Гаврилина из уст Свиридова добавила бы тексту высокий уровень доверия, заинтересованности и погружения в него. Разве мог кто еще написать о Гаврилине так, как Свиридов: «Музыка Гаврилина вся, от первой до последней ноты, напоена русским мелосом, чистота ее стиля поразительная. Органическое, сыновнее чувство Родины – драгоценное свойство этой музыки, ее сердцевина. Из песен и хоров Гаврилина встает вольная, перезвонная Русь. Но это совсем не любование экзотикой и архаикой, не музыкальное «штукарство» на раритетах древнего искусства. Это – подлинно. Это написано кровью сердца. Живая, современная музыка глубоко народного склада, и – самое главное – современного мироощущения, рожденного здесь, на наших просторах».

Полностью принял Белов лишь мою позицию, касающуюся того, как по-разному воспринимали родную землю поэт Бродский и композитор Гаврилин. Убедительности ради я привел цитату из дневника Гаврилина: «Ищите святее страну. Другую. А я и в этой проживу». На этой правде наш спор и затих.