Страх и сомнение

В мгновение ока они оказались на площади в другом конце страны. Накрапывающий дождь превращался в грозу, когда последний окурок сигареты потух в лужах мостовой. Люди разбегались, боясь дождя, люди разбегались, боясь отношений и ответственности, не в силах перебороть себя.

Альберт посмотрел на небо. Кто послал его сюда, кто превратил в прослойку между смертными и ангелами и в чём великая загадка или ошибка бытия.

— Мы не сильнее и не слабее остальных, — пробормотал Дима, видя потерянный взгляд друга, — мы даже не знаем, в чём Суть, хотя много о ней слышали.

На улице практически никого не осталось, дождь потоком стекал с курток двух друзей, образуя в канавках между камнями завихрения и водовороты.

— Людей всё больше, вариаций всё меньше, — вздохнул Альберт, — люди верят в эволюцию, но солнце встаёт и заходит, а цивилизации расцветают и рушатся. Как много книг, мнений, фильмов, а исход один…

Говорят, потери делают людей сильнее. Но правда ли, что человек, потеряв всё, обретает самого себя? Сразу возникает вопрос: зачем копил, наживал, сберегал. Не эта ли пресловутая привычка сберегать создало общество, культуру, цивилизацию. Кем был бы муравейник без изначальной задачи тащить всё домой. Не надо любить, ненавидеть, думать, творить. Говорят, труд сделал из обезьяны человека. Но тот же труд превратил человека в муравья. И те немногие, кто заметил эту небольшую деталь, воспротивились неожиданному повороту.

— А чем плох муравей? — спросил Дима у Альберта, — что плохого в том, чтобы быть частью системы.

Они переместились на балкон ресторана с видом на большое озеро. Его край едва виднелся на горизонте, а берега походили на плавающие узоры дыма. Тучи разошлись и заходящая капля солнца растекалась по водной глади глянцевой кровавой дорожкой, порхающей из стороны в сторону по воле ветра.

— Людей очень просто запрограммировать, — ответил Альберт, выпуская струйку дыма от кальяна, — в разные времена одинаковые события судились по-разному. Нельзя сказать, что перенастройка ценностей есть что-то плохое, но этим пользуются и от этого немного грустно.

— Опять же, если представить муравья анархистом, то в какой хаос впала бы природа. Миллионы убийц носятся по лесу с одной целью: пожрать окружающий мир, — Дима отрезал кусок свиного стейка и отправил в рот, — и насколько бы этого мира хватило?

— Несмотря на то, что все вокруг кричат о свободе, равенстве и братстве в действительности никто этой свободы не желает, — Альберт поднёс к губам чашку чёрного чая, — цивилизованный мир столкнулся с серьёзным врагом, моралью. И только кровь сотен собратьев от рук людоедов и полулюдей отрезвит их от глупой идеи равенства.

— Для этого мы и призваны в мир, — согласился Дима, — но всё-таки держать воздушный шар на кончике иглы чрезвычайно сложно.

— Мы уже давно выросли из простых задач, — улыбнулся Альберт.

Заходящее солнце уступало место сумраку, и где-то на окраине города просыпалась его тёмная часть.

— Нам пора, — сказал Дима, оставляя на столе деньги, — список, мой друг… Список и работа.

Они вышли на мостовую, когда последние капли дождя спрятались в канализации. Альберт прищурил глаза и сморщился, будто от едкого дыма. Он видел, как подобные ему шастают по улицам со списком в голове. Их каменные лица ничего не выражают, в голове только список и план коварной разводки. Они ходят за жертвами, будто тени, смеются в лицо и вонзают нож в спину.

Глава 55

— Вы на этот митинг народ набираете? — спросил Николя ранним утром в сквере.

Он был в тёмной короткой куртке и джинсах. На носу большие круглые очки.

— На этот, — подтвердил Дима, — что тебя смущает?

Они с Альбертом пришли в синих костюмах и пенсне.

— Смущает, что я не в курсе ваших планов, — повысил тон Николя.

— Теперь в курсе, — спокойно сказал Альберт.

— Не нужно, чтобы в толпе их опознали, — разъяснил Дима, — так что звони своим, пускай покупают билеты.

Николя снова оказался под колпаком. Никакой самодеятельности, всё по инструкции. Он позвонил, как велено, но радости в глазах не было. Интересно, есть ли тот, кто не является винтиком? Кто не раб системы, но её создатель. И может ли создатель не зависеть от детища.

Николя пришёл домой и налил виски. Что толку от патрулирования, если на улице всё больше врагов. Убиваешь одного, его место занимают трое. Нужен повсеместный террор. Нужна пропаганда во имя свободы. Чтобы мигранты поняли, что они чужаки и им не рады. А то всё вылазки, да разбои. Как мелкие пакостники. На митинге столкновений не получится, их слишком мало, полицейских много.

Николя снова взял телефон. Для перестраховки он вызвал ещё пару десятков человек.

Жить с тараканами в одной квартире неприятно. Жить с клопами опасно для жизни. А с голодными волками смертельно…

Николя вспомнил детство. Отец с матерью после ссор, порой, по полгода не разговаривали. Ходили по квартире как призраки, а Николя был переговорным устройством. Будто пейджер. Когда же в короткие моменты перемирия они садились за стол, то отец обычно говорил:

— Всё в прошлом, заживём теперь по-старому. Николя, поехали на рыбалку.