Страх звёзд

— Но по сравнению с нами у них очень высокая угловатая скорость, — сказала Лада. — Щит у нас только кормовой, а если один из обломков ударит по корпусу, это будет равносильно попаданию из кинетической пушки.

— Ты не учитываешь, что после стрельбы по литийцу гильзой у нас тоже есть угловая скорость. Но осколки, конечно, движутся быстрее — было несколько мощных взрывов, и попадать под этот град нам не стоит.

— Я и говорю — их скорость гораздо выше.

— Да, но вот скорость погорельца — ниже. — Томаш коснулся светящейся, как раскалённый металл, человеческой фигурки. — Что, впрочем, и понятно, не взрывом же его отбросило. Видимо, сработала какая-то система экстренной эвакуации.

— Всё равно непонятно, как этот хаволь жив остался, — проговорил Насир.

— Давай ближе к делу, Томаш! — сказала Лада. — Сам же говорил, что решать надо быстро.

— Значит так. Даём импульс, скорость наша снижается, и мы начинаем сближаться с осколками. Но у них по сравнению с нами высокая угловая, поэтому их быстренько снесёт в сторону. Во так. — Томаш провёл пальцем по карте, и серый рой осколков потянулся за ним, как примагниченный. — А человечек останется.

— А дальше — что? Трала у нас нет!

— Как тебе сказать, Лада… — улыбнулся Томаш. — Весь мой план рассчитан на то, что у погорельца есть исправный скафандр с достаточным запасом воздуха и работающей двигательной установкой. А ещё на то, что он жить хочет. Мы просто откроем шлюз и помигаем ему огоньками. Не захочет — его проблемы.

— Насир! — сказала Лада. — Ты сможешь так рассчитать импульс?

— Уже смотрю, херзац его! — Насир застучал по клавиатуре. — По идее можно. Точность расчётов, правда, полный елдыш, всё на этих, как вы говорите, соплях, но, наверное, сойдёт. Так чего? — Он повернулся к Томашу. — Даём очередной абрам кирдым или дальше будем языками чесать?

— Приступай, — кивнул Томаш.

— Будет забавно, — сказала Лада, — если у этого придурка воздух закончится до того, как мы прилетим.

* * *

«Припадок» не развалился. Не изменились и результаты симуляции — разве что жить кораблю осталось на один импульс меньше.

Томаш отправил Айше сообщение с отчётом о произошедшем и лежал в ложементе, закинув руки за голову и наблюдая за полётом осколков литийского крейсера по голосети. Выброшенный в космос литиец всё ещё подсвечивался красным. Рой осколков давно его миновал, и рдеющая фигурка — мелкая, как скрюченное в предсмертной агонии насекомое — одиноко плыла в пустоте, не демонстрируя никаких признаков жизни. Литиец даже ни разу не включил двигатели — конечно, лететь ему было некуда, кругом, на много миллионов миль, простиралась оглушительная пустота нейтрального космоса, но любой живой человек хоть что-нибудь попытался бы сделать, а не отдавался воле судьбы, её чёрному течению.

Томаш на секунду представил, как чувствовал бы себя сам, если бы его выбросило из идущего на полном ходу корабля. Вокруг — пустота, вернее, лишённое осязаемой плотности пространство, и всё, что он видит, всё, что прожигает насквозь его взгляд — лишь слепок давно минувшего времени, доставленный к нему со скоростью света, которая невосполнимо отстаёт от вселенских часов. Наверное, он включил бы двигатели просто для того, чтобы почувствовать себя живым — для того, чтобы лететь в своём направлении, со своей скоростью, даже если смысла в этом не больше, чем беспомощно дрейфовать в пустоте.

— Никаких сигналов от выжившего мы до сих пор не получаем, — сказала Лада, словно прочитав мысли Томаша. — Конвенции же ещё действуют, мог бы сигнал бедствия включить. Либо он мёртв, и наши сенсоры ошибаются, либо связь и движки в скафандре накрылись. И тогда он тоже мёртв. По крайней мере, по твоему плану.

— Да, это странно, — сказал Томаш.

— Может, этот патриотичный хаволь не хочет, чтобы мы его спасали!

— Вполне вероятно. Ну как, капитан? Не жалеешь ещё, что гильзу потратил?

— Поздно жалеть.

— Если у него сенсоры не расплавились к херзац матерах, то он должен видеть, что мы к нему на альтариху идём. Мог бы попробовать на встречу к нам, что ли, полететь. А он висит, как дохлый таракан!

— Время ещё есть. — Томаш смотрел на светящегося человечка, падающего в пустоту вниз головой. — Дайте сигнал на открытой волне, что-нибудь вроде «готовы взять на борт».

— Да не вопрос! — отозвался Насир. — А невидимка, елдыш его, сидит тем временем где-нибудь в уголке, следит за нами и ржёт.

— Сигнал дал?

— Всё. Есть сигнал. Но…

Человечек не реагировал. Сенсоры определяли жизнь по рассеиванию тепла, но способ не давал никаких гарантий даже при наличии куда более зоркого оборудования, чем стояло на их ржавом ведре. Да, можно было с некоторой долей уверенности утверждать, что у скафандра работают радиаторы — и более ничего. Горящий в технической кислоте труп светился бы на экране точно так же.

— Томаш, — сказала Лада, — ты уверен, что там ещё есть кого спасать? Я не удивлюсь, если у нас после всех этих взрывов просто сенсоры сбоят.

— Ты, наверное, права. Но дёргаться всё равно…

Раздалась череда резких гудков, похожая на музыку для людей, которые теряют слух.