— Мы бы, наверное, почувствовали ускорение. Да и не верю я, что работает маршевый. Или вы думаете, мы на этом куске корабля ещё и до Черны долетим?
— Ничего мы не думаем, — сказала Лада. — Но у корабля есть маршрут, и этот маршрут он нам показывать не хочет. Ладно, с этим всё ясно. Что-нибудь ещё?
Насир покачал головой.
— Я тебе не компьютер женщина, чтобы так быстро… — Он кашлянул. — Связь работает, можем ещё кому-нибудь весточку послать. Пытался вот к навигационному модулю пробиться, пока вы там этого бахула успокаивали, но ни хара не вышло!
Томаш подошёл к терминалу.
Системное меню даже отдалённо не напоминало управляющие интерфейсы на «Припадке». Большинство пунктов Томаш выбирал наугад, руководствуясь интуицией. Терминал поначалу недовольно пищал и выдавал нечитаемые сообщения, но потом на голографическом экране загорелась извилистая синяя кишка, окруженная стеной угрожающе-красного света. Насир вытаращился на Томаша, как на фокусника из цирка.
— Как ты это делаешь? Здесь же, адыр елдыш, на бакарийском всё!
— Зато картинки знакомые! — Томаш показал на светящийся квадрат, перечёркнутый двумя параллельными линиями. — Инфограммы уже лет сто как не менялись.
— Чего не менялось?
— Насир, может, тебе и правда отдохнуть? Сходил бы, прилёг ненадолго.
— Ага, ты-то выспался!
Но бакариец всё же уселся в ближайший ложемент и устало прикрыл ладонью глаза.
Тонкая сеть синих коридоров зыбко мерцала в воздухе, и казалось, её в любую секунду сметёт подступающая к ней красная мгла.
— Это отсеки, которые для нас открыты? — спросила Фён.
— Да, — кивнул Томаш. — По сути — одна десятая часть корабля. Я хочу понять, почему заблокированы остальные.
Цветная карта коридоров замерцала и рассеялась в воздухе, а вместо неё вспыхнул пронизанный желтыми нитями остов корабля.
— Работают четыре энергетических контура из двенадцати, — сказал Томаш. — С одной стороны, маловато для нормального функционирования корабля, с другой — удивительно, что вообще хоть что-то работает.
— Да уж, херзац его! — поддакнул Насир.
Руки у Томаша дрожали, он перевёл дыхание, нажал несколько кнопок и испуганно отпрянул от терминала, когда раздался сердитый гудок, а в лицо ему ударил огромный перечёркнутый круг, увенчанный какой-то угрозой на бакарийском.
— Вот-вот! — прыснул слюной Насир. — И такой елдыш постоянно!
— Зачем было включать терминал, если доступа всё равно нема? — спросила Фён. — Несмысля полная!
— Может, был какой-то сбой, — сказал Томаш.
Он занёс руку над клавиатурой и замер. Пальцы взволнованно дрожали.
— Просто сбой, — повторил Томаш.
Он защёлкал клавишами, приготовившись к очередному сигналу об отсутствии доступа, но вместо этого скелет корабля под потолком вздрогнул, исчез на мгновение, и тут же появился вновь, покрытый багровыми кровоподтёками.
— Что это? — спросила Фён.
— Интибах! — ответил за Томаша стальной синтетический голос. — Мусажил мустава эшарона, ла татвак хайтоми. Ли кей салама шурум альмазафин макзуром махтусорат…
Все повернулись к Насиру, который, близоруко прищурившись, разглядывал яростно горящую, как раскалённый металл, голограмму.
— Насик! — сказала Лада. — Переведёшь? Тут нам инфограммы не помогут.
— Ты была права, женщина, — проговорил Насир. — Что я могу сказать? Когда ты права, ты — права. Радиация там, херзац его так. Девяносто процентов отсеков заблокировано из-за повышенного уровня радиации.
Никто не заметил, как Джамиль зашёл в рубку.
Он двигался так тихо, словно тело его потеряло плотность, превратившись в раздутый газом бесформенный мешок. Идаам встал в дверном проёме — маленький, сутулый человечек с лоснящемся от пота лицом.
Первой его увидела Фён — и вскрикнула от неожиданности.
Джамиль даже не обратил на неё внимания — он заворожённо смотрел на брызжущую светом голограмму и беззвучно шлёпал полными губами, как немой.
Лада вскочила с ложемента.
— Адыр елдыш! — пьяно проголосил Насир. — Быстро он проспался!
— Он не в себе! — Фён не отрывала от Джамиля испуганного взгляда. — Вы же видите, он не в себе!
— Идаам! — Томаш сделал несколько шагов навстречу Джамилю. — С вами всё в порядке? Как вы себя чувствуете?
Подбородок у Джамиля затрясся.
— Идаам!
Лада положила ладонь Томашу на плечо.
— Не приближайся к нему.
— Да что он мне сделает?
— Посмотри в его глаза.
Глаза у Джамиля были мутными, как у незрячих, но их насквозь пронизывал дикий страх, как у загнанного зверя. Подбородок трясся. Джамиль посмотрел в потолок, на заросшие грязью трубы воздуховодов, и жадно, с надсадным хрипом глотнул воздух.
— Не… могу… — прохрипел он.
— Что не можете?
— Не могу… дышать.
Джамиль скривился, лоб его прорезали пляшущие морщины. На мгновение с его глаз сошла слепая пелена, и в них блеснула тусклая искорка, огонёк тонущего во мраке разуме.
— Это вы, да? Это, правда, вы? Но… как? Этого не может быть!
Джамиль яростно замотал головой, отрицая существование чего бы то ни было.
— Успокойтесь! — Томаш поднял ладонь. — У вас шок. Всё в порядке, прилягте в ложемент, и мы…