Страна восходящего солнца

4. Честность и справедливость – обычные обязанности человека, но солдат и матрос без них не могут оставаться в рядах вооруженных сил и дня. Честность подразумевает верность своему слову, а справедливость – исполнение долга. Значит, если ты хочешь быть честным и справедливым, с самого начала ты должен задуматься, способен ты на это или нет. Если ты бездумно соглашаешься сделать что-то непонятное и связать себя неразумными обязательствами, а потом пытаешься доказать себе свою честность и правоту, ты можешь оказаться в сложном положении, из которого нет выхода.

5. Солдат и матрос должны стремиться к упрощению своей цели. Если ты не упрощаешь свою цель, ты станешь женоподобным, легкомысленным, станешь стремиться к роскоши и расточительству. Ты станешь самодовольным, подлым, опустишься на самое дно, и ни преданность, ни доблесть не смогут спасти тебя от презрения… Солдат и матрос, никогда не относитесь легкомысленно к этому предписанию».

Помня о постулатах, изложенных в подобных рескриптах, камикадзэ должны были стремиться только к одному – ценой своей жизни уничтожить врага, который преподносился пропагандой во всей «красе» тотальной войны, заведомо лишающей своих солдат возможности воспринимать врага как человека, предельно демонизируя его и все, что с ним связано. Японская официозная пропаганда здесь отнюдь не исключение – она как могла играла на самых разнообразных струнах души японцев. Враг (США и их союзники) преподносился как жадный, грязный (в прямом и переносном смысле слова) захватчик, жаждущий поработить Японию и уничтожить ее божественное устройство, несправедливо лишающий Страну восходящего солнца законного места под этим самым солнцем, как надменный колонизатор, обуянный чувством расовой ненависти к азиатам в целом и японцам в частности (причем японцы неизменно превозносились в качестве защитников дружественных, но «слабых» азиатских народов, что было «блестящим» примером заимствования западной же расистской риторики). То есть военная пропаганда всегда оставалась сама собой – смесью правды, полуправды и откровенной лжи, имеющей перед собой конкретные цели.

Небезынтересной видится автору просто напрашивающаяся аналогия с советскими реалиями начала войны, когда сталинская пропаганда также призывала своих солдат уничтожать «вражескую нечисть» и особенно технику врага, не щадя собственной жизни, хотя, конечно, до создания специальных самоубийственных подразделений дело не дошло. Но вот такого количества впечатляющих историй о самопожертвовании не знает ни одна другая официальная версия истории Второй мировой войны, за исключением японской и советской. Гастелло и Матросов, танковые, авиационные тараны, пехотные атаки, по описанию очень похожие на те «банзай-атаки», которые проводили японцы… Менее всего автор хочет как-то принизить память храбро сражавшихся и достойно умиравших (с именем Сталина ли, Императора ли на устах) воинов обеих империй. Нет, не империй зла. И не империй добра. В таковые что-то не верится. Во что же тогда верится? В то, что у человека всегда есть выбор. Как бы ни трудилась пропаганда – она не всесильна. И если тысячи людей добровольно шли на верную смерть – значит, они имели на то веские прежде всего для них самих причины – помимо безусловно важного, но все же внешнего фактора пропаганды.

Если совсем коротко и примитивно – среди этих веских причин мы осмелимся выделить некие факторы, почти бесконечное число вариантов комбинаций которых (при нередком вмешательстве и вовсе неожиданных для нас сугубо личных моментов) мы можем назвать попыткой ответа на вопрос, что двигало действиями пилотов-смертников. Итак:

1) Преданность родине и императору как ее зримому символу и воплощению. То есть это то, что одни называют горячим патриотизмом и преданностью ( гирэцу,так, кстати, называлась одна из авиагрупп камикадзэ), а другие – «отравой национализма и шовинизма». У нас нет ни малейшего желания навязывать читателю свое понимание таких непростых вещей, как нация, патриотизм, национальная идея, любовь к родине и т. д. Все равно все эти понятия будут и далее представлять собой лишенные смысла абстракции для одних читателей этой книги и абсолютно существующие, невероятно важные реалии – для других. А многие придут к чему-то среднему: может, все это и важно, но не до такой же степени… Задача автора – попытаться убедить как раз эту группу читателей в том, что для большинства камикадзэ эта самая «степень важности» была иной. А вот по какой причине – здесь и лежит самая большая загадка этой главы. На нее трудно ответить только разумом или даже сердцем, ее можно попытаться только постичь.