Шесть лет спустя, после того как еще двое британских мусульман средь бела дня зарубили насмерть Ли Ригби, барабанщика Королевского полка фузилеров, в Вулвиче (Лондон), премьер-министр-консерватор Дэвид Кэмерон вышел на ступени Даунинг-стрит и заявил: «Это было не просто нападение на Британию и на наш британский образ жизни. Это также предательство ислама и мусульманских общин, которые так много дают нашей стране. В исламе нет ничего, что оправдывало бы этот поистине ужасный акт».[147]
В следующем году, отвечая на обезглавливание британского сотрудника гуманитарной организации в Сирии джихадистом британского происхождения, тот же премьер-министр сказал: «Они утверждают, что делают это во имя ислама. Это чепуха. Ислам — это религия мира. Они не мусульмане, они чудовища».[148]СМИ также изо всех сил старались не обращать внимания на случившееся. На следующий день после убийства Ли Ригби на улицах Лондона двумя новообращенными, цитирующими Коран, британская Daily Telegraph — главная правоцентристская газета — заняла позицию Кэмерона. Один из обозревателей утверждал: «Человек с окровавленным ножом, говоривший в видеокамеру в Вулвиче, не имел никакой видимой повестки дня… все это не имело смысла».[149]
Другой автор той же газеты написал: «Для меня вчерашний варварский теракт в Вулвиче был буквально бессмысленным. Все, что произошло, не имело никакого смысла… Там были ножи, вертолеты, оружие и тела. Это просто не имело никакого смысла». Далее следует длинный список событий, произошедших на месте происшествия, которые, по мнению автора, также не имели смысла. Он сказал «наши земли». Но у него был акцент юго-восточного Лондона. И это не имело никакого смысла… Все это не имело никакого смысла. Ничего из этого. Автор сделал грандиозный вывод: «Вчера был бессмысленный день».[150] На другом конце политического спектра политические комментарии в The Guardian предположили, что произошедшее было просто «обычным актом насилия».[151]Как и политики, большинство средств массовой информации в Европе в эти годы не проявляли особого желания ни понять, ни публично рассказать о том, что может происходить. Для прессы причины были очевидны: сочетание страха, трусости и интернализации угрозы. Политики тем временем не могли признать проблему, поскольку именно они несли ответственность за ее внедрение в Европу. На протяжении всех предшествующих десятилетий почти никто не задумывался об идеологии и убеждениях приезжающих людей и не проявлял особого любопытства. Политики и средства массовой информации в целом сводили к минимуму различия между исламом и любой другой верой. И все это время они настаивали на том, что решение проблемы, если она действительно существует, заключается в том, чтобы связать будущее европейских обществ с будущим ислама, поддержав «умеренных», чтобы «реформированный ислам» мог возобладать. Это, по мнению политиков, решит проблему как для Европы, так и для ислама в целом. Похоже, они не осознавали, что в истории ислама, начиная с мутазилитов в десятом веке и заканчивая иранцем Али Дашти в двадцатом, было много реформаторских движений и много реформаторски настроенных людей, и все они были побеждены силой, аргументами и апелляцией к авторитету фундаменталистов. В этот период европейские политики связывали будущее безопасности Европы с реформаторским движением, которое терпело неудачу на протяжении всей истории и, по крайней мере, могло потерпеть неудачу снова. И все же они не остановились в своем стремлении использовать этот аргумент. Выступая на конференции Консервативной партии в 2014 году, тогдашний министр внутренних дел Великобритании Тереза Мэй сделала то, что делал каждый политик, — подчеркнула миролюбие ислама и процитировала несколько своих любимых стихов из Корана. Увидев, с какой силой многие мусульмане готовы защищать свою веру, политический мейнстрим, похоже, стал делать вид, что религия ислама хотя бы отчасти истинна и является источником мудрости и руководства. К 2016 году один из ключевых союзников Ангелы Меркель, министр финансов Германии Вольфганг Шойбле, призвал к созданию «немецкого ислама».