Странник. Американская рулетка СИ

В тот субботний вечер Фелисии почудилось, что Весли дурачится, болтает веселую ерунду, придумывает какие-то невероятные способы развлечься (вроде похода переодетыми по полулегальным закрытым ночным клубам), в общем, старается казаться таким, как всегда, но… Что-то с ним было не так, но вот что именно – этого Фелисия понять не могла. Ну, не ее же короткий и легкий роман с Шоном так огорчил старого друга. Он сам говорил, что рано или поздно она обзаведется любовником, и что это совершенно естественно: рыжие женщины – существа горячие и эротичные. В этом месте Весли закатывал глаза и раздувал щеки: по его представлениям, именно так следовало изображать неуемную страсть рыжих женщин. А обуздание подобных желаний приводит к оч-чень серьезным последствиям. Уж он-то, Весли, знает. И потому непременно желает взглянуть на птенчика, который окажется в сетях ее невообразимой похоти...

Но случилось так, что они с Шоном категорически друг другу не понравились. Фелисия поняла это, когда они сидели втроем в небольшом мексиканском ресторанчике в Вилледже, хотя внешне все выглядело вполне пристойно. Шон примитивно ревновал и по-младенчески дулся, а Весли, обращаясь к нему, демонстративно не замечая Фелисию. И она даже не знала, огорчаться ей или, наоборот, радоваться.

Вечер закончился самым неожиданным образом: Шон сгоряча перебрал текилы, и его пришлось чуть ли не силой выволакивать из ресторана. Так что никакой романтической ночи в заранее снятом номере маленькой гостиницы в Бруклине у них с Фелисией не получилось. Ну, откуда Шону было знать, каких усилий стоило Фелисии добиться от мисс Фиби разрешения остаться ночевать у подруги – развеселой Памелы, дочки старого приятеля папана. Памела, в отличие от Фелисии, виртуозно умела притворяться перед своими и чужими родителями пай-девочкой, поэтому дружба с ней официально поощрялась. К Памеле не было приставлено ни охраны, ни какой-нибудь мисс; родители ее уже который год находились в кругосветном путешествии на своей яхте величиной с «Титаник»; поэтому девушка охотно «прикрывала» приятельницу, когда у той начался недолгий роман с Шоном.

Фелисия и Весли завезли расклеившегося Шона в его маленькую квартирку в Сохо и отправились в Бруклин, в ту самую гостиницу. Вернуться домой Фелисия не могла: мисс Фиби сразу учуяла бы неладное. Оказавшись вдвоем в номере – маленькой дешевой комнатушке, словно специально предназначенной для быстрой вороватой любви, – оба почувствовали себя неловко. Фелисия уселась в убогое неудобное кресло, а Весли нарочито беспечно развалился на кровати. Света они не зажигали: чтобы видеть друг друга, им вполне хватало ночного фонаря за окном.

– Вот видишь, испортил тебе романтический вечер… Честное слово, это получилось случайно: я же не знал, что твой кавалер так быстро охмелеет.

– Не говори глупости! И вообще, что за дурацкое выражение – «кавалер»? Шон славный... и я его... в общем, он мне нравится. А если у тебя есть возражения, то милости прошу, побеседуй на эту тему с мисс Фиби. Она будет только счастлива.

– Да причем тут твоя мисс Фиби! Просто мне кажется, что ты достойна куда большего. Нет, серьезно, Рыжка. Ты же знаешь, я с тобой всегда откровенен. Если хочешь, я могу сделать вид, что он и мне жутко нравится. Подумаешь! Ты же не замуж за него собралась, а просто хочешь расслабиться. Действительно, ну чем ты хуже других? Вот и номер этот... Какая жалость, что Шон сейчас в состоянии только мычать и блевать. Вы бы тут славно покувыркались…

– Да прекрати ты говорить ерунду! Ты что же, хотел, чтобы я стала синим чулком?

– Это у тебя и не получилось бы, слишком уж ты рыжая! Да ладно, черт с ним, с твоим кавалером. Нравится он тебе, ну и ладно, ну и пожалуйста! Лучше расскажи, как ты жила, развратница, пока меня не было в Нью-Йорке…

Они еще немного поболтали, перебрасываясь привычными колкостями, и постепенно ощущение неловкости прошло. В конце концов, они же старые друзья. Но все равно Фелисия видела, что Весли как-то необычно подавлен. Худенький, невысокий – еще в школе Фелисия переросла его почти на голову – он выглядел моложе своих двадцати трех лет, сам знал это и всегда старательно отыгрывал роль той самой маленькой собачки, которая всегда щенок. Но сейчас он казался Фелисии постаревшим, усталым и очень грустным.

– Слушай, Рыжка, а ведь я приехал не ради твоего птенчика, – Весли приподнялся на локте и посмотрел на Фелисию. – Мне нужно с тобой поговорить. И очень серьезно, между прочим. Дело касается нашей семейки…

О семье Весли Фелисия знала совсем немного. Из всех родственников в живых у него оставался только дед, Триммер-старший. Фелисия никогда его не видела: в отличие от ее папана, мистер Триммер совершенно не интересовался, с кем дружит его внук. Знала только, что старик «паренек ничего себе, только бывает слишком занудным, когда у него появляется блажь вспомнить о своей героической молодости».

– Я уезжаю, Рыжка. И, возможно, надолго. Не хотел говорить тебе заранее, чтобы не расстраивать, но вот... теперь самое время.