– Брось, Мария, – пытался обнять ее Крамарчук. – Ну, пусть не в этом селе – в другом. Посмотри на Гридичей. Как люди живут. А придут наши – кто там будет разбираться: воевал ты в тылу или не воевал? И тех, кто скитался по лесам и кто на печи отсиживался – всех под гребенку, в войска – и к Днестру, к границе. В бой. Так какого черта? В конце концов, гарнизон погиб, лейтенант тоже. Сколько можно?
– Столько, сколько будет длиться эта война. Лейтенант сказал бы то же самое. Что, не так?
– Лейтенанту я свое отслужил. И давай не будем о нем!..
– Как это не будем?! Что – все уже? Можно забывать? Все, всех? Говоришь, лейтенанту отслужил, да? А то, что пока мы живы, приказ один: «Сражаться!»?
– Успокойся, Мария. Как говорит наш друг Гридич, все будет ладненько.
– Конечно, теперь и этот трус – наш друг. И все «ладненько».
Крамарчук загадочно улыбнулся. Ничего, смирится. Он любил Марию. Он мечтал о ней. И не его вина, что мечте суждено сбыться в этом селе, в этой заброшенной хате, у колодца с разрушенным полуобвалившимся срубом, посреди войны… Кто знает, может, когда-нибудь они будут вспоминать об этой самой трудной, но счастливой осени их совместной жизни, как о сне молодости. Да простит их за это счастье лейтенант Беркут, земля ему…
30
Корабельный бар оказался настолько тесным, что в нем едва помещалось четыре столика и две расположенные вдоль бортов стойки. Это заведение явно было рассчитано на людей, которые приходят сюда не для того, чтобы посидеть, а чтобы наспех утолить жажду, да слегка успокоить нервы.
Тем не менее один столик был свободен, и офицеры тотчас же заняли его, заказав официанту бутылку вина и бутерброды с ветчиной – выбор закусок, как и вин, был здесь явно не из королевских.
– Мы искали не вас, капитан, – Фоджа сразу же расплатился и решительно взялся за свою неуклюжую, с толстым тяжелым дном винную кружку. – Нас интересовал лейтенант Конченцо. Вы же не станете отрицать, что не знакомы… с лейтенантом Конченцо?
– Это бессмысленно.
– В таком случае мы очень быстро договоримся, – повеселел майор. – Тем более что нам известно: ваше знакомство было если не случайным, то уж во всяком случае мимолетным.
– Что совершенно очевидно.
– Именно поэтому в главном управлении резко пересмотрели отношение к вам, Пореччи. Не скрою, какое-то время вас проверяли, прошлись по всем вашим связям. И не скажу, чтобы выглядели вы при этом ангелом. Но если и замазаны в этой чертовой политике, то не больше, чем любой из нас.
– Я не был убежденным муссолинистом, однако же и не стал убежденным бадольонистом. Как вам нравятся подобные термины?
– То же самое мог бы сказать любой офицер службы безопасности. Мы – итальянцы, римляне. За нами Италия и Бог. Этим все сказано.
«За нами Италия и Бог», – мысленно повторил Пореччи. Теперь он мог поклясться, что перед ним сидит убежденный фашист, не в пример ему, служаке Пореччи.
Словно вычитав его мысли, майор потянулся через стол и дружески потрепал Сильвио по плечу. Взгляд его оставался при этом цинично холодным.
– Между нами, могу сказать, что такой проверке подверглись не только вы. Новое правительство да и сам маршал[62]
хотят знать, на кого они могут рассчитывать. Крах Муссолини, беспрецедентное предательство личной гвардии кое-чему научили их. Всех научили, кроме самого дуче, – майор произнес это с явной горечью. Он явно тосковал по «Великой Италии» дуче и в душе казнил себя похлеще многих других предавших.– Мы слишком отвлеклись, – безжалостно напомнил ему Сильвио, провожая взглядом проплывающий за иллюминатором скалистый островок.
– Вы правы, – вздохнул майор. Опустошив кружку, он как никогда трезво посмотрел на Сильвио. – Проверяли многих, кое-кого убрали… Кое-кого уволили. Но кое-кто все еще скрывается. Как и вы.
– Разве похоже, что я скрывался? Просто мне не доверяли. Я не получал никаких заданий. Мой шеф исчез. А времена смутные. Особенно здесь, в провинции.
– Скрывались, чего уж тут… Но теперь это не имеет никакого значения. Что касается вашего шефа, – вздохнул майор, – то он, будем считать, погиб при невыясненных обстоятельствах.
– Вот оно что.
– Это что-то меняет в наших с вами отношениях?
– Ничего. Если только я получу подтверждение того, что мне действительно доверяют.
Фоджа опустошил половину кружки, пожевал бутерброд, затем, аккуратно протерев пальцы уголками давно не стиранного носовичка, извлек из внутреннего кармана удостоверение личности с гербом Итальянской республики на обложке.
– Если вместо ордера на арест майор службы безопасности, прибывший из Рима, вручает вам удостоверение личности – это доказательство?
– В общем-то да, – подтвердил Сильвио, развернув удостоверение и увидев там свою фотографию.
– Так способен отвечать только очень неблагодарный человек, капитан Пореччи, – жеманно обиделся Фоджа. – Но я прощаю вам и эту некорректность.
Он подождал, пока Сильвио переместит удостоверение, подписанное новым начальником службы безопасности, в свой внутренний карман, и уже совершенно иным, сухим начальственным тоном заявил: