И вернулся к Шуту, все еще сидевшему у костра.
— Я поставил твою палатку. Пойдешь внутрь?
Он со слабой улыбкой поглядел в ее сторону.
— Я почти чувствую эту форму, потому что она очень хорошо держит тепло. — Он глубоко вздохнул. — Сколько воспоминаний хранит это жилище. Я рассказывал тебе, что дракон Тинталья командовала торговцами Дождевых Чащоб, чтобы спасти меня? Эту палатку и тот прекрасный коричневый балахон мне подарили. А плащ, который ты называешь плащом бабочки? Прилкоп нашел его в Кельсингре. Он сумел сберечь его, даже когда мы были рабами, комкал в крохотный сверток. Отдал мне его только в Клерресе. А я передал его Инкалу. Курьеру.
Он замолчал.
Сердце сжало сострадание, но я взял себя в руки.
— Шут, ты не заболтаешь меня своими сказками. Вы с Искрой прошли в Кельсингру. Там живут торговцы, которые сейчас называют себя Драконьими. Во главе их стоят королева Малта и король Рэйн. Там или где-то там живут драконы. Что произошло, когда вы появились?
Если я надеялся вызнать у него больше, чем уже знал о Кельсингре, то потерпел неудачу.
— Малта, — повторил он и улыбнулся. — Наверное, самая беспокойная девушка, которую я когда-либо знал. И все же прекрасная. Я назвал ее именем лошадь. Ты помнишь?
— Я помню. Неттл рассказывала, как был удивлен Баррич, получив такой подарок. Итак, вы вышли из портала…
Он на мгновение сжал губы, потом заговорил.
— Там была ночь. Искре нужно было посидеть и прийти в себя. А мне было так трудно оставаться на месте, потому что хоть я и знал, что вокруг ночь, хоть и не чувствовал дневного тепла, но город был залит ровным светом, и я видел празднично одетых людей, которых ты называешь Элдерлингами. Я мог видеть! Мы попали на какой-то праздник. По крайней мере, этот город вспомнил его для нас. И я мог видеть! Не думаю, что ты можешь представить себе, что это такое: долгое время привыкать видеть лишь свет и темноту — и вдруг вернуть себе зрение! Увидеть цвета, лица людей, ловить смену чувств, различать движущиеся тени на стенах и блеск факела! О, Фитц!
Он замолчал, как изголодавшийся человек, описавший застолье. Я ждал.
— Конечно, я понимал, что это все обман. Или трюки городских камней памяти, если хочешь. Но это не уменьшило обаяния праздника для меня. Даже обострило. Я захотел узнать больше. И как ни странно, когда Искра начала пытаться поговорить с проходящими мимо людьми, я забеспокоился о ней больше, чем о себе. Я помог ей подняться на ноги, и мы пошли по улицам. И как же было замечательно идти с ней рука об руку, не нуждаться в ее глазах. Ну, почти. Некоторые части города пора подновить, ведь он большой, слишком большой для тех, кто в нем сейчас живет. Я попросил ее быть осторожней, смотреть больше на живых людей, таких как мы, которые проходят сквозь тени прошлого. Она обещала попытаться, но таким тоном, что я не уверен, правильно ли она поняла меня. — Он снова помолчал, и снова его слепой взгляд скользнул в палатке Элдерлингов. — Мне холодно.
— Если мы пойдем в палатку, твой рассказ услышат все. Здесь же мы одни.
— Это не так важно. Искра была со мной, и мне кажется, когда она поправится, то все равно расскажет все Персеверансу. Они стали хорошими друзьями.
Я не стал говорить, что она может не поправиться. И тем более не сказал про сомнения Пера на счет этой дружбы. Вместо этого я помог ему подняться и проводил ко входу в палатку Элдерлингов. Ночью она была прекрасна: от света маленького огня внутри драконы и змеи переливались золотым, алым и лазурным цветами. Эта красота была сильной и изящной. На сердце потеплело. Костер трещал и танцевал позади нас, смешивая холодный лесной воздух с запахом сосновой смолы. Я учуял кашу, которую готовил Лант. Шут, живой, стоял рядом, пусть даже после совершенно глупой выходки. Мое сердце заполнило волчье наслаждение этим моментом жизни.
А следующий принес волну стыда. Как я мог наслаждаться этим мгновением покоя, когда Би потеряна навсегда? Когда моей целью было убить столько Слуг, сколько я смогу найти? Когда Скилл разорвал на части, раздергал на нитки девушку, лежащую в палатке передо мной?
— Сотрешь зубы, — тихо заметил Шут.
— Я всегда подвожу людей, которых люблю больше всего.
— Скорее, ты судишь себя строже, чем кого-то другого.
Мы дошли до входа в палатку.
— Наклонись, — скомандовал я.
— Помоги мне сначала скинуть одежду, — попросил он. Я взял у него тяжелый меховой шерстяной плащ и широкий вышитый жилет, затем он развязал пояс и стянул несколько слоев юбок, оставшись в шерстяных штанах.
Я собрал всю эту гору тряпок.
— Неужели фигуру женщины делает вся эта одежда? — удивился я, взвесив на руке этот груз.
— Больше, чем ты думаешь, — ответил Шут.
Мы вошли в палатку Элдерлингов. Она уже наполнилась теплом от огня в яме. Пер сложил в кучу несколько сосновых ветвей и устроился на них, скрестив ноги, обеспокоенный и угрюмый.
— Погоди-ка, — остановил я Шута и завернул в плащ всю одежду, чтобы устроить ему тюфяк. — Готово.
Он осторожно сел и протянул к огню руки — одну обнаженную, другую в перчатке, и вздохнул:
— Так намного лучше.