Страшные истории Сандайла

Она пятится назад, несколько мгновений смотрит на меня своим неподвижным взором и убегает. Я слышу, как в ее комнате с грохотом захлопывается дверь. В гостиной вокруг меня все плывет. Еще один урок от Ирвина. Чему, интересно, Колли еще научилась? Но больше всего я страшусь себя. Вот уже в третий раз я в гневе подняла на дочь руку.

На экране телефона злостной зеленью светится часть моей переписки с Ирвином.

«Не бросай меня. Прости. Я сама не знаю, что говорю».

«Ты слишком далеко зашла, Роб, чтобы давать задний ход».

«Прошу тебя, не бросай меня».

Я откладываю телефон, ощущая в теле озноб. Потом иду в ванную, долго отхаркиваюсь, плююсь и чищу зубы до тех пор, пока не начинают кровоточить десны. Но все равно не могу избавиться от приторного, теплого, металлического привкуса газировки во рту, на языке, на зубах.

Я припадаю губами к замочной скважине и говорю:

– Прости, Колли, я не хотела. Но эта вещь – не игрушка. Я должна его проверить и убедиться, что он не представляет никакой опасности. Если я пойму, что тебе ничего не грозит, можешь играть с ним, сколько хочешь. Договорились? Ну выйди, пожалуйста, солнышко.

Дверь чуть приоткрывается.

– Если не будешь толкаться и орать.

– Ну конечно.

Я беру ее за руку. В ответ она лишь слабо пожимает мою ладошку.

– Идем вниз, – говорю я, и она покорно шагает рядом, даже не думая возражать.

Это хорошо. На ходу я опускаю в карман ключ от ее комнаты. Позже он мне понадобится.

Внизу я снимаю с пульта заднюю крышку. От электронной схемы внутри осталась лишь мешанина деталей, во все стороны торчат обрывки медных проводов. Этой штуковиной явно не пользовались много лет. Я возвращаю пульт Колли. Она прижимает его к груди и смотрит на меня, в ее глазах по-прежнему читается упрек. Потом ее взгляд падает на журнальный столик.

Проследив за ним, я вижу, что она смотрит на голубую пластмассовую коробочку, выкопанную мной из собачьей могилы. Я ставлю ее посередине стола. У меня такое чувство, как будто мы играем в самую трагичную в мире версию «покажи и расскажи». Но ей обязательно надо связать мой рассказ с настоящим. Она должна понять.

– Мам, – шепчет она, – а что в этой коробочке, такой ярко-голубой?

– Не волнуйся, Колли, ждать уже осталось совсем недолго.

Глядя на коробочку, я могу поклясться, что та чуточку шевелится. Словно в нее забрался небольшой грызун или внутри расплодились противно извивающиеся опарыши. Надеюсь, я знаю, что делаю.

Роб, когда-то давно

У Джек как на дрожжах растет живот, но к врачу ее на аркане не затащишь.

– Мне это не надо, – говорит она, – рожу его дома. Женщины тысячи лет производили на свет потомство без всякой посторонней помощи.

– Ну да, и при этом умирали, – мрачно возражает Мия, вытирая с верхней губы пот. Дни становятся жарче. Я чуть ли не наяву слышу, как подошвы моих кроссовок, шипя, плавятся на выложенных камнями дорожках.

– Остается только надеяться, что все будет хорошо, – звучит мой ответ.

Я отправляюсь в большой торговый центр на Сороковой автостраде. Покупаю крошечные носочки, пеленки, шапочки, футболочки, бутылочки, игрушки и мобиль, чтобы повесить его над кроваткой. Бросаю в корзину молочные смеси, одеяльца, детскую ванночку и лосьон. Забиваю всем этим кузов грузовичка Мии, а что не помещается, запихиваю на пассажирские сиденья. Покупки загромождают окна машины. Это все для ребенка Джек. Я знаю, что она даже не придумала ему имени и до сих пор называет его просто «он».

На обратном пути вдруг вспоминаю, что забыла купить витамины для будущих мам, и сворачиваю с автострады в Бон.

– Эй, стойте там, не подходите сюда! – говорит в аптеке фармацевт, и я рефлекторно пригибаюсь, будто в чем-то виновата. На вид спокойный, лысеющий, он мог бы претендовать на типичного отца семейства, если бы не одно «но». У него такие бледные голубые глаза, что кажутся чуть ли не белыми. Интересно, может ли пустыня забраться тебе в глаза?

– Вы знаете, что к прилавку вам подходить нельзя, – произносит он твердым незлым голосом, – отойдите на десять шагов назад и скажите, что вам надо.

– Ого, – говорю я и на миг задумываюсь, не стоит ли и правда выдать себя за нее. Но не думаю, что кто-то вообще может вести себя противнее, чем Джек. К тому же в этом нет ничего смешного. – Вы, вероятно, перепутали меня с сестрой.

Он внимательнее ко мне приглядывается и говорит:

– Голос и правда другой… И да! Глаза! Теперь я вижу. Но самое главное – манеры. Где вы вообще были?

– В колледже, – отвечаю я. – Но теперь вернулась. Что до сестры, то она ненадолго уехала в Небраску, навестить родственников.

– Надо же…

Он аккуратно заворачивает белый бумажный пакет с витаминами для будущих мам.

– Я давно считал, что ей необходимы перемены, – говорит он, показывает на припаркованный у входа грузовичок и добавляет: – Вижу, вы ездили за покупками. Стало быть, вас можно поздравить?

После чего с улыбкой протягивает мне пакет.

– Если все будет нормально, то в декабре, – отвечаю я и любящим, заботливым жестом кладу на живот ладонь.

– Ну слава богу, тогда будет прохладнее.