Боль, засевшая глубоко внутри, на миг немного отпускает. Я снова чувствую ее там, мою малышку Колли.
– Честно говоря, я бы никогда не догадался. Если живот долго не заметен, значит, будет мальчик.
– Нет, девочка, – с улыбкой возражаю я, чуточку с ним флиртуя.
Душу переполняет ощущение безопасности, которым так лучатся беременные женщины.
– Ну что ж, – отвечает он, – время покажет. А сестра скоро вернется?
– Не знаю, – отвечаю я, – если честно, она вообще подумывает отсюда уехать. Знаете, мы же родом из Небраски.
– Она уедет, а вы останетесь, – продолжает он, – ей на замену.
– Мы с ней немного разные.
– Разумеется. Но вот это… – говорит он и жестом обводит меня с головы до ног. – Точно сродни магии.
Я приседаю в реверансе, что вообще-то странно, но в этот момент кажется мне естественным и подходящим. А когда выхожу в палящий зной, чувствую спиной взгляд его бледных глаз.
Остаток пути в Сандайл я мурлычу под нос мелодию. Как же прекрасна в это время года пустыня – переливчатая, раскаленно-белая. Я размышляю о том, останется Джек в Небраске или нет. Туда вполне можно было бы переехать, там много зелени, даже бывает снег. Хотя рожать она, вероятно, приедет домой. Колли точно должна родиться в Сандайле.
Мои руки крепче впиваются в руль.
В меня опять врывается адская душевная боль, заполняя пустоту там, где когда-то я чувствовала свою маленькую Колли. И завывает там, будто ветер. Я слышу собственный хриплый шепот, перекрывающий шум двигателя. «Держи себя в руках, Роб». Желтая земля плывет перед глазами, мне приходится сбросить скорость и съехать на обочину. Я плачу, прижавшись щекой к горячему рулю. Возвращение на грешную землю просто ненавистно. За последние несколько месяцев это были лучшие пять минут моей жизни. Мне уже страшно не хватает этой теплой, красной, пульсирующей любви, которую я ощутила, опять почувствовав внутри свою Колли. Заглянула в щелку в новый мир. И то, что его у меня отняли, стало поистине страшным наказанием.
Только это дешевая уловка, на которую я больше не куплюсь. Слишком уж жуткое потом ощущение потери.
А если нет, то, когда в следующий раз поеду в город, обязательно захвачу цветные контактные линзы.
В центре загона часто дышат псы. Их контролирует Мия, сжимая в руке пульт управления. А когда отпускает, они дружелюбно подбегают к нам и сбиваются в кучу у проволочной ограды. Некоторые из них, чтобы поздороваться с нами, забыли даже про еду. Джек наклоняется и подставляет под их розовые языки пальцы. Двенадцатый, небольшая жилистая дворняга с торчащими ушами, помесь терьера с кем-то еще, опускается на передние лапы и добродушно скалит зубы. Уголки губ Джек чуть ползут вверх. Кроме собак, сейчас больше ничто не может вызвать на ее лице улыбку. Восемнадцатая – немецкая овчарка с миндалевидными глазами. Мягко ступая лапами, она тихо обходит по кругу стаю, словно желая убедиться, что все хорошо. При этом не сводит глаз с Мии, навострив уши. Крупный Двадцать Пятый – помесь хаски с датским догом. И вдали, как водится, в своем загончике задумчиво лежит Двадцать Третья, шерстка которой на солнце поблескивает, как гагат.
Пока собаки бродят по загону, я их опять пересчитываю. Десять покачивающихся вверх-вниз голов, десять мотающихся из стороны в сторону хвостов. Разве вчера их было не одиннадцать?
Сороковая – крохотная дворняга с упругим хохолком, торчащим пучком сухой травы, – скулит и просовывает в ячейку рабицы лапу, жаждая, чтобы Мия ее погладила. Но та направляется в загон к Двадцать Третьей, останавливается, опускает глаза на пульт управления и хмурит брови. Нас туда она больше не пускает, даже просто покормить собак. Я смотрю на знакомую складку меж ее бровей. Что ни говори, но что-то в этом мире остается неизменным.
– Держи, – протягиваю я Джек заблаговременно припасенный апельсин и термос.
Она вяло все берет, чистит фрукт, съедает одну дольку, а остальное зашвыривает в кусты. Потом делает из термоса глоток, кривится и фонтанчиком выплевывает ядовито-зеленую жидкость, которая шлепается на землю рядом с карабином с усыпляющими пулями.
– Что это, на хрен, такое? На вкус как потные ноги.
– Шпинат и овощ, известный как «кудрявая капуста». В городе по этой штуковине все просто с ума сходят. Там целая гора витаминов…
«Плюс фолат для ребенка», – крутится у меня на языке, но я ничего не говорю, не желая пережимать. Чтобы она хорошо питалась, мне приходится идти на всевозможные уловки.
Джек переворачивает термос и выливает сок на землю. Пахнет и правда как потные ноги.
В этот момент она вдруг смертельно бледнеет, глядя куда-то мне через плечо, и говорит:
– Хватай карабин.
Поначалу мне кажется, что Двадцать Третья и Мия решили немного потанцевать. Ротвейлерша стоит на задних лапах, вцепившись в нее передними, и жадно тянется мордой к лицу. Мия обхватывает ее руками за шею. На солнце поблескивает длинная струйка собачьей слюны. Мия что, добавила на пульт кнопку «Танцевать»?