Страсть и бомба Лаврентия Берии

Свой «Перечень донесений военной разведки о подготовке Германии к войне против СССР (январь — июнь 1941 года)» подготовила тогда и военная разведка. И этот перечень подтверждал то, что сообщали и Старшина, и Корсиканец, и Брайтенбах, а также другие источники НКГБ. Агенты Наркомата обороны тоже были многочисленны и достаточно информированы.

А данные, поступавшие от Ильзе Штебе (Альта), Курта Велкиша (АВС), Рихарда Зорге (Рамзай), Герхарда Кегеля (ХВЦ), Гарри Робинсона (Гарри), Генриха Марлея (Феникс), Иоганна Венцеля (Паскаль), Леопольда Треппера (Отто), Шандора Радо (Дора), как теперь становится понятно всем, были точны и достоверны. Но тогда, в сорок первом, Коба сильно сомневался во всех. Доходило до того, что на донесении Меркулова от 17 июня 1941 года о том, что немцы вот-вот нападут, Коба своей рукой начертал резолюцию: «Т-щу Меркулову. Может, послать ваш источник из штаба Герм. Авиации к еб-ной матери! Это не источник, а дезинформатор! И. Ст.».

Как говорится, из песни слово не выкинешь. Вождь приглашал в Кремль Павла Фитина для докладов. Выслушивал его. И… поручал вновь и вновь перепроверить поступающие данные.

А разведке Наркомата обороны он не верил вообще. Потому что сам наступил на собственные грабли. Если он, Берия, вернул многих в наркомат после 1937 года и привлек свежие кадры, то военная разведка после репрессий, судя по всему, так и не оправилась. Вождь в мае 1937 года дал указание распустить сеть Разведуправления и создать ее заново. Так и указал: «Сеть Разведупра нужно спустить. Лучше распустить всю». Ну и как «распускали» — известно. Расстреливали. И набирали людей безо всякой подготовки.

Да и после начала войны в поисках виноватых Сталин приказал арестовать бывшего начальника военной разведки, Героя Советского Союза И. Проскурова. А ему, Берии, дал приказ ликвидировать его и других «виноватых» генералов без суда и следствия. Пришлось выполнять указивку Верховного. Тогда, в сорок первом, 28 октября в поселке Барбыш, в Куйбышевской области, их и расстреляли на основании его, Берии, предписания от 18/Х-41 года за № 2756/Б.

Ну а новый начальник разведки Красной армии, назначенный летом 1940-го, генерал-лейтенант Голиков уже старался, как говорится, «попасть в настроение». В Москве никто не хотел воевать с Германией. Хотели получать от разведки добрые вести. Поэтому Голиков, когда его пригласили к руководству страны, в конце марта 1941 года подготовил доклад, в котором хоть и говорилось о поэтапной подготовке нападения на СССР и, в сущности, в основных чертах рассказывалось о плане «Барбаросса», но выводы были сделаны приятные для начальственного слуха. Лаврентий Павлович их прекрасно помнит до сих пор:

«1. На основании всех приведенных выше высказываний и возможных вариантов действий весной этого года считаю, что наиболее возможным сроком начала действий против СССР будет являться момент после победы над Англией или после заключения с ней почетного для Германии мира.

2. Слухи и документы, говорящие о неизбежности весной этого года войны против СССР, необходимо расценивать как дезинформацию, исходящую от английской и даже, может быть, германской разведки».

Хоть стой, хоть падай! Или «вот тебе, бабушка, и Юрьев день!». Когда начальник одной разведки говорит одно, а другой — совсем обратное, тут поневоле задумаешься. Где правда?

Тем более что англичане, заинтересованные в войне между нами и немцами, мастера провокаций и интриг, действительно подливали масла в огонь. И как тогда верить ребятам из «Кембриджской пятерки», которые тогда же перехватили секретную телеграмму МИДа Англии? В ней излагались основные положения плана нападения на СССР.

В общем, Кобе не позавидуешь. А еще больше не позавидуешь Меркулычу, который в тот период был наркомом госбезопасности и носил все эти донесения к руководству. Вот и приходилось ему с утра до вечера проверять и перепроверять своих агентов, направляя письма в берлинскую резидентуру.

Он отлично помнил, как Меркулыч приходил к нему за советом и приносил письма с пометками Джугашвили. И как они вместе готовили указания для резидентов. Такие, как то апрельское письмо № 46 от 1941 года. Память у него дай боже! Называлось оно «О Старшине и Корсиканце»: