Страсть и бомба Лаврентия Берии

Короче, в этой какофонии «черт ногу сломит». И уж тем более голова пойдет кругом у кого угодно, а не только у такого подозрительного человека, как Иосиф. В общем, бывший боевик-революционер верил и не верил, а может, очень хотел поверить бывшему ефрейтору. И просчитался.

А фашисты торжествовали. Геббельс как-то проговорился: «Фюрер чрезвычайно доволен тем, что маскировка приготовлений к восточному походу вполне удалась… Весь маневр проведен с невероятной хитростью…»

Мы вчистую проиграли информационную войну. Хотя не бывает худа без добра. И видно, есть какая-то высшая сила, которая нам помогает. Ведь немцы хотели ударить еще весной. Первоначально вторжение было намечено на 15 мая 1941 года. Но тут союзнички подгадали. В Югославии произошел проанглийский переворот. Итальянцы не справились с греками, пришлось отвлекать войска для проведения операций на Балканах. На греческом и югославском театрах военных действий. Двенадцатую армию, которую Шикльгрубер хотел направить на южный фланг, пришлось отвлечь против Греции.

В итоге внесли изменения в директиву от 7 апреля 1941 года. Вторжение отложили на шесть недель. И эта отсрочка повлияла. План молниеносной войны сорвался. А осенью вступили в бой генерал Распутица и маршал Мороз. Вместе с русским солдатом они остановили немцев на окраинах Москвы.

Страшно представить, что бы было, если бы немец ударил, как хотел, в мае. Даже и думать об этом не хочется. Ну и то, что Адольф обманул Иосифа, тоже им вышло боком. Если бы Джугашвили поверил до конца, он войска второго эшелона тоже бы подвинул к границе. И тогда бы их постигла участь тех дивизий, которые были в первом. Их бы не стало. И некому было бы сражаться после страшного разгрома первых дней войны.

Точно есть какая-то великая сила, которая всем тогда управила. Кто-то там на небесах тоже бьется за наше правое дело.

* * *

«Эх, если бы у нас была урановая бомба! — продолжал занимать свои мысли Лаврентий Павлович во время полета. — Разве бы так шла война? Вот тогда бы действительно мы «могучим ударом» вышибли из немцев душу. Не получилось! А жаль. Десяток бы таких «игрушек» — и фюреру пришел бы капут. И война была бы совсем другой…»

Впрочем, о бомбе он не забывал никогда. Ни днем, ни ночью. Ни в мирное время, ни в самые тяжелые дни войны. Нацеленная им на сбор информации по урану еще в 1939-м разведка работала постоянно.

Кто ищет — тот всегда найдет. Немцы перли на всех парах в сторону Москвы. Ленинград уже оказался в кольце блокады. Ставка собирала последние резервы, чтобы удержать фронт. И вот в это самое время в неожиданном месте, в Лондоне, резидент получил от агента, участника так называемой «Кембриджской пятерки» Дональда Маклина, шестьдесят страниц формул, чертежей и расчетов. Анатолий Горский передал их в руки атташе по культуре, а на самом деле лейтенанту госбезопасности Владимиру Барковскому. Потому что только этот человек имел достаточное образование, чтобы понять, о чем идет речь.

А речь шла о проекте создания англичанами урановой бомбы.

Барковский изучил доклад британского уранового комитета, подготовил по нему аналитическую записку. И отправил справку в Москву. Она тогда попала и к Лаврентию вместе с другими документами, которые однозначно говорили, что англичане занялись этой проблемой. Но… если признать, что все это правда, тогда надо идти с нею к Кобе. А тот… посмотрит на тебя своими желтыми тигриными глазами и спросит: чем ты занимаешься? Ты должен давать танки, самолеты, автоматы, а ты с чем пришел? С английской дезинформацией пришел? Чтобы отвлечь наши силы и средства от фронта?

Поэтому он, Берия, поступил по-другому. Велел начальнику отделения научно-технической разведки Леониду Квасникову отправить материалы в четвертый спецотдел НКВД на экспертизу.

А оттуда уклончиво ответили: создать бомбу теоретически возможно. Но не завтра и не послезавтра. А лет так через десять. Ну а с такими выводами идти к Джугашвили в тот момент — это было все равно что направиться в пасть тигра. Нарком дал команду продолжать «копать». И отложил доклад до более спокойного времени.

Где-то через полгодика, когда подкопились новые материалы, это время и настало. В феврале 1942 года фронтовые разведчики нашли у убитого немецкого офицера в полевой сумке тетрадь с не понятными им записями. По команде эта тетрадочка дошла до Наркомата обороны. А оттуда попала уполномоченному по науке Государственного Комитета Обороны. Дальше ученые все расшифровали. Речь шла о планах гитлеровцев по использованию атомной энергии в военных целях.

А тут еще с фронта ученый Флеров начал писать Иосифу, что можно создать такую бомбу, что заменит тысячи обычных.

В общем, все совпало. Пришлось и ему, Лаврентию Берии, готовить пояснительную записку вождю. И тогда же, в марте, он дал указание Квасникову сделать предложение. Создать при Государственном Комитете Обороны научно-консультативный орган для координации действий по созданию собственного атомного оружия. Он, как сейчас, помнил текст этой мартовской записки:

«Сов. секретно.