Страсть инкуба (СИ)

— Я имею в виду, что ты просто не оставляешь мне шансов… разглядеть тебя настоящего. Если ты перестанешь постоянно меня гипнотизировать, прежде чем затащить в постель, то, может быть, я смог бы самостоятельно проявить инициативу, тебе так не кажется?

Лицо вампира заледенело, и Шейд, как ни старался, не смог прочесть ни одной эмоции в холодных серых глазах.

— Каэлин, просто… Я понимаю, что я для тебя всего лишь… игрушка, но, черт возьми, ведь мне не все равно. Ты можешь чувствовать ко мне только голод и похоть, но я-то чувствую совершенно другое.

— Чего ты хочешь? — процедил вампир.

— Хочу чуть больше свободы в отношениях с тобой. И я имею в виду, что хочу, чтобы ты дал мне шанс тебя хоть немножко узнать, а не ослабил свой контроль над моими действиями.

— Я тебе интересен? — Каэлин склонил голову на бок. — Хочешь узнать меня? А ты не думаешь, что ты обо мне узнаешь то, что может тебе не понравиться?

— Ты этого боишься? — парировал Шейд.

— Мне все равно. Я уже сказал, что ты мой, и мне не важно, как ты будешь к этому относиться.

— Я знаю, перестань твердить мне это постоянно! — Шейд поерзал на столе, устраиваясь поудобнее. — Именно поэтому я пытаюсь хотя бы для себя разнообразить наши отношения. Если прямо: меня не надо тянуть в постель насилу, черт возьми! Не надо следить за каждым моим шагом, ты ведь знаешь, что я не сделаю ничего такого, что тебе не понравится, тем более что ты можешь без труда узнать все, о чем я думаю. И не надо внушать мне какие-то свои мысли, если ты хочешь, чтобы я что-то сделал! Черт возьми, будь же проще, Каэлин! Ты не пробовал просто… Просто попросить?

Шейд заглянул в стальные глаза, сам не зная, что надеется там увидеть. Может быть, он хотел знать, что хоть что-то значит для этого высокомерного, всемогущего и такого холодного вампира.

— Хорошо, — неожиданно покладисто согласился Каэлин. — Поцелуй меня. Как… как тогда, в клубе.

Шейд даже задержал дыхание на пару секунд и, продолжая смотреть ему в глаза, медленно наклонился вперед, осторожно накрыв холодные губы своими.

Может быть, Каэлин сам не осознавал этого, но он был очень раним. Шейд понимал это. Иначе зачем бы еще вампир отгородил себя от всего остального мира непроницаемой ледяной стеной, через которую не могли пробиться даже чувства к его собственному сыну Дэмиэну? Холодный и властный, Каэлин дю Шарм казался неуязвимым. У него не было слабостей, но Шейд про себя только удивлялся, как он мог так долго прожить на свете, не подпуская к себе никого? Сам обречь себя на это вечное одиночество? Для открытого, общительного и веселого Шейда такое добровольное «отшельничество» казалось дикостью.

Вскоре Шейд убедился, что вампиру не все равно, как к нему относится его игрушка. Тот разговор в библиотеке принес свои плоды очень быстро. Каэлин оказался весьма понятливым и даже почему-то готовым идти на уступки со своей стороны. После того разговора он перестал воздействовать на Шейда своим нереальным очарованием не принадлежащего миру людей существа. Шейд не думал, что Каэлин станет просить, но он действительно впредь всегда интересовался, не хочет ли Шейд, не может ли, не согласен ли он… И так далее. И разве можно было отказать ему? Даже зная, что, в общем-то, несмотря на эти вопросы, у него нет выбора, кроме как сказать «да», Шейду было приятно оттого, что Каэлин все-таки предварительно интересовался его мнением.

Иногда, когда вампир лежал рядом с ним в постели, запустив ему в волосы длинные пальцы, ласкал губами его ушко или просто чертил узоры пальцем на груди, Шейду казалось, что, может быть, есть шанс сделать его чуть более открытым? В такие мгновения властный и всесильный Владыка вампиров казался таким… таким теплым, уютным, спокойным… Родным? Шейду хотелось верить, что он может растопить лед, которым Каэлин окружил свое сердце.

Мужчина не пытался сбежать от своих чувств или обманывать себя, и скрывал он их не от себя, а от Каэлина, потому что понимал: что как только вампир узнает, что он к нему испытывает, — их отношениям конец. Интерес охотника, хищника остынет, и Каэлин бросит свою игрушку. Шейд не был горделивым, такое отношение к себе его не задевало. Понятное дело, что для вампира он никогда не станет чем-то большим, чем просто «мальчик для кормления». Но его устраивало и такое положение дел, и он не пытался испортить его своими признаниями, как и не желал добиться взаимности.

Он просто ждал, когда их странным отношениям придет конец, ведь рано или поздно он надоест Каэлину а пока позволял ему творить всё, что он захочет. Несмотря на то, что у вампира было все, чего пожелает душа, — деньги, власть, богатство, бессмертие, верный слуга и любимый сын — Шейд считал, что Каэлин гораздо несчастнее, чем он сам, простой смертный, у которого имелись лишь работа и небольшая квартирка. Потому что Шейд не боялся любить и чувствовать, в отличие от своего любовника.