Страсть инкуба (СИ)

Шестой день его пытки ознаменовался новым событием — Эллин принес с собой плеть. Отрастив когти, вампир полоснул ими по груди Шейда, и мужчине пришлось сжать зубы, чтобы не зашипеть от обжигающей боли. Эллин отошел на шаг, слизнув кровь с кончиков своих когтей, и стал наблюдать за тем, как глубокие борозды на груди Шейда медленно, но стремительно зарастают. Кожу щипало и жгло, пока раны регенерировали. Через некоторое время от глубоких кровавых борозд на груди не осталось и следа, лишь кожа немного покраснела.

— М-м-м… Хорошо, очень хорошо, малыш, — улыбнулся блондин. — И почему ты не родился оборотнем? Вирус так прекрасно прижился в твоем теле…

И начался новый ад.

Эллин медленно охаживал его плетью, оставляя на теле глубокие порезы, которые мгновенно регенерировали. Неизвестно чего он пытался добиться, но, кажется, Шейд понял, какую цель вампир преследует, когда тот подошел к нему и начал нашептывать на ухо, водя когтями по животу и глубоко вдавливая их в кожу:

— Ты любишь Каэлина, не так ли? Но ты для него всего лишь подстилка и корм. Сладкий мальчик, я понимаю, что дю Шарм нашел в тебе. Ты такой отзывчивый, сострадательный и добрый… Каэлин всегда обожал прямо противоположное ему. Бездомных собачек не подкармливаешь, нет? Нравится раздвигать ноги для вампира? Шлюшка…

Шейд не помнил, что произошло дальше. Глаза застила пелена ярости, гортанный рык заклокотал глубоко в груди и вырвался из горла. Взревев, мужчина рванулся из своих цепей, и запястья обожгло болью — серебро! Его кандалы были серебряными.

А Эллин смеялся. Хохотал ему в лицо. И этот смех распалял Шейда еще больше, подогревал его ярость и ненависть, такие, каких он никогда за всю свою жизнь он не испытывал. Звериный рев вырвался из груди, тело снова заполыхало, объятое пожаром, но теперь этот пожар был родной, уютный, и не причинял боли. Никакого треска, лохмотьев из кожи, боли… Тело перестроилось мгновенно и легко.

Теперь Шейд понимал, почему цепи такие тяжелые, а серебряные браслеты, сковывающие запястья, такие широкие для человеческих рук.

— О, сначала у меня было много планов. Я придумал сотню самых изощренных способов заставить этого гнусного выродка дю Шарма страдать. Глупая амеба, он зависим от вас, никчемные людишки, как бы презрительно к вам ни относился. Иначе бы не связался с той смертной шлюшкой Мари. — Эллин расхаживал вокруг ревущего и дергающегося в своих цепях оборотня и хлестал его плетью. — Сначала я решил подсунуть ему какого-нибудь сладенького мальчика, но потом подвернулся ты… Как вовремя, Шейд! Ты просто находка! Конечно же, этот идиот растаял. Ты как раз в его вкусе. И теперь, когда он к тебе привязался, я сделаю из тебя то самое чудовище, которых он ненавидит всей душой. И ты убьешь его для меня, потому что сам так захочешь, Шейд…

Шейд взревел так, что содрогнулись стены и потолок подвала.

Огромный серебристо-серый вервольф бесновался на цепях, рыча от ярости и ненависти. Сильные задние лапы имели строение волчьих, в остальном же телосложение оборотня мало отличалось от человеческого, разве что было намного больше и крепче: плечи раздались вширь, мускулы на руках вздулись, массивная широкая грудь и мощный мускулистый торс покрыты короткой серой шерстью, на длинных пальцах отросли волчьи когти, длинные и острые. Уши у вервольфа, как и у волка, стояли торчком, густая серая грива покрывала голову и шею.

— Великолепно! — Эллин пришел в восторг, горящими глазами глядя на оборотня, когда окончательно вывел того из себя. — Изумительный получился экземпляр! Вот теперь развлечемся…

И снова Эллин вколол ему какую-то дрянь. Вскоре Шейд понял, что это такое. Это вещество не давало ему вернуться в свой человеческий облик, заточив в теле монстра. Для чего? Для того, чтобы он мог выдержать новые пытки.

Плеть, серебро и каленое железо выматывали его так, что он обессиливал за ночь и вис на цепях, когда к утру Эллин оставлял его в покое. Первые три дня, проведенные в этом облике, Шейд бесновался и пытался наброситься на своего мучителя, но серебро держало его крепко. Оборотень был голоден, зол и хотел пить. На четвертый день Эллин принес ему и еду, и питье. Вновь это оказались вампирская кровь и сырое мясо. Шейд набросился на них, как безумный.

Звериная сущность оборотня поглотила его без остатка, он смотрел на вампира глазами животного, мечтая впиться ему в горло и разорвать, почувствовать, как горячая кровь заливает ему пасть…

Эллин торжествовал.

Через неделю началась его дрессировка. У зверя уже не осталось сил на ярость, он был угрюм, ворчлив и только бросался на приносимую вампиром адскую еду. Дрессировка заключалась не только в избиении хлыстом и серебром, но и в гипнозе. Эллин долго смотрел ему в глаза, ментально посылая ему те или иные приказы, совсем как собаке: например, подать голос, за что он получал кусок мяса или еще одну чашу крови.

Шейд забыл самого себя. Только звериный голод стал для него голосом разума и авторитетом, и ради проклятой пищи, к которой его приучил Эллин, Шейд слушался его, как последняя блохастая псина.