Страсть инкуба (СИ)

Иногда днем он мог наблюдать за спящим Каэлином. Шейд и сам не ожидал, что ему будет так приятно, когда однажды вампир разрешил ему остаться после долгой и бурной ночи. Остаться в его спальне. Днем. Тогда, когда вампир уязвим. Когда он впадет в легкий транс, заснув за задернутым светонепроницаемым пологом из тяжелого черного бархата. Не будет чувствовать, шевелиться, реагировать… Шейд лежал и смотрел на своего спящего любовника. Теперь он мог рассмотреть его беспрепятственно, и Каэлин не сумел бы прочесть его мысли, потому что был погружен в глубокий крепкий сон.

Сам не ожидая от себя такого, с нежностью Шейд перебирал длинные черные пряди, ласкал пальцами бледное утонченное лицо, целовал холодные губы и смотрел, смотрел… Не в силах оторваться.

*

Сегодня днем Шейду нужно было наведаться на работу, чтобы пересчитать партию груза, которая поступила в его прошлую ночную смену. Выявили какую-то недостачу и вызвали его.

Когда он по дороге на работу свернул за угол, на него напали. Он даже не ожидал, что средь бела дня такое может произойти. Его схватили за шею и приложили головой об стену так, что он мгновенно потерял сознание.

Очнулся Шейд в каком-то сыром и темном подвале. Где-то капала вода. Его руки были прикованы цепями к скобам в бетонной стене. Он дернул — цепь едва вздрогнула. Она была настолько тяжелой, что он даже не мог ее приподнять! Руки ощутимо отекли и болели от тяжести кандалов. Кандалы его, кстати, были довольно свободными в обхвате вокруг запястья, но недостаточно, чтобы он мог протиснуть ладонь.

Здесь было очень холодно, во рту пересохло и хотелось пить.

— Очнулся, корм?

Шейд поднял голову. Скрестив руки на груди, над ним возвышался мужчина. Холодный взгляд голубых глаз, светлые соломенные волосы и, конечно же, красивое лицо, на котором застыло ледяное надменное выражение. Вампир.

Шейд не знал, что у кого-то глаза могут быть холоднее, чем у его любимой снежной королевы. Тот промораживающий холод, что стыл в глазах блондина, невозможно было сравнить с выражением любимых серых глаз. Если Каэлин отгородил свое сердце ледяной стеной, то у этого вампира… лед вмерз в само сердце.

— Кто ты такой? — хрипло спросил Шейд.

— Меня зовут Эллин, детка, и я твой персональный кошмар.

*

Следующие два дня Шейд горел в аду. Вампир вколол ему в вену какую-то жидкость. Почти два дня организм пытался усвоить ее; она распространялась и всасывалась, проникая в системный кровоток, меняла состав крови и, разнесшись по всему организму, постепенно его перестраивала. Шейд был здоровым, сильным мужчиной и смог адаптироваться под этот вирус. Он ломался. В буквальном смысле этого слова. Сознание плавало на грани яви и бреда, давление в теле нарастало с каждым часом, из носа и ушей текла кровь. Кости трещали, все тело пылало и ломило. К вечеру он не мог сдерживать крики. Эллин же только смеялся, глядя на его мучения и, казалось, наслаждался воплями мужчины.

Жидкий огонь разлился по всему телу, органы, казалось, плавились, сердечно-сосудистая система перестраивалась, скелет рушился, чтобы восстановиться уже другим. Это было настолько больно, что Шейд периодически отключался, но ненадолго — боль не давала ему кануть в блаженное забытье. Бывали такие моменты, когда Шейду казалось, что он не выдержит больше ни секунды. Кровь и пот заливали лицо, он захлебывался в собственных криках, эхом отдававшихся от стен его темницы.

На третий день адский жар, наконец, начал спадать, перестройка скелета закончилась. Шейд чувствовал себя усталым и разбитым. Все тело беспощадно ныло. Он просто повис на своих цепях безвольной массой. Эллин дал ему передохнуть только несколько часов, в течение которых Шейд иногда просыпался, потом снова погружался в вязкое марево своих кошмаров, и тогда ему казалось, что пожар в теле снова разгорается.

На следующую ночь Эллин явился снова и принес полную чашу красной жидкости.

— Ну а теперь, птенчик, повеселимся, — клыкасто ухмыльнулся вампир. — О, я знаю, малыш, ты хочешь пить, верно?

Он поднес к губам Шейда чашу. Мужчина машинально сделал большой глоток и тут же, закашлявшись, с отвращением выплюнул эту жидкость. Кровь. Это была кровь.

— Не хочешь? Какая жалость… Но воды тебе не видать, птенчик, — наигранно огорчился вампир.

Затем пытка продолжилась. На четвертый день, терзаемый сильной жаждой, Шейд не сумел сдержаться. Чаша была выпита до дна. Кровь, которую Шейд выпил, была нечеловеческой, как потом признался Эллин. Она принадлежала вампиру.

Он смотрел, как жадно пьет Шейд, как тонкие струйки крови текут по его подбородку и груди, и смеялся, смеялся… А потом, наклонившись, слизнул с его губ рубиновые капли, медленно проводя языком вдоль шеи и груди.

Шейда передернуло от отвращения.