Ходили въ обществ слухи, будто «Исторія одной жизни» – художественная біографія одной, очень замтной дятельницы восьмидесятыхъ годовъ. Я этому не врю, прежде всего потому, что между характеромъ Ольги Девичъ и характеромъ предполагаемаго оригинала нтъ ршительно никакого сходства. Что же касается нкотораго подобія во вншнихъ событіяхъ, то сильныя и острыя семейныя исторіи, съ разрывами, самопожертвованіями, одиночествомъ, тяжелымъ трудомъ, голодовкою, переживали въ то время сотни передовыхъ двушекъ. Вс шли къ свту науки и дятельности по одной тернистой троп, и г-жа Вербицкая описала въ своемъ роман отнюдь не исключительныя какія-либо тернія, но историческій шаблонъ терній, испытанный огромнымъ большинствомъ тогдашней женской молодежи. Я совсмъ не упомянулъ бы объ этомъ слух, если бы могъ отнестись къ героин г-жи Вербицкой съ большею симпатіей, потому что лицо, съ котораго она якобы написана, смолоду привыкъ цнить высоко, уважать глубоко. Но Ольга Девичъ, по моему искреннйшему убжденію, подобныхъ чувствъ человку, трезво размышляющему, внушить не можетъ и не должна, о чемъ и послдуютъ пункты. А, въ ожиданіи пунктовъ, настойчиво подчеркивая то предупрежденіе, что все, сказанное мною объ Ольг Девичъ, будетъ относиться только къ героин романа г-жи Вербицкой, и ни однимъ словомъ къ какому-либо дйствительному лицу, мнимый портретъ котораго она будто бы представляетъ.
«Исторію одной жизни» г-жа Вербицкая могла бы съ полнымъ правомъ назвать «Притчею о неразсудительной двиц, полагавшей, что дло не медвдъ, въ лсъ не уйдетъ». Имя двадцать пять лтъ на плечахъ, не малую житейскую опытность, серьезныя, идейныя знакомства, перспективу долгихъ научныхъ занятій и затмъ полезной общественной дятельности, Ольга, въ одинъ прекрасный день, спохватилась и воскликнула:
– A любовь? Когда же я успю любить и быть любимой?
И, попросивъ вс дла свои не уходить медвдями въ лсъ, опредлила себ предварительно пройти полный курсъ амурныхъ времяпрепровожденій, a затмъ, когда потребность въ личномъ счасть будетъ совершенно удовлетворена, перейти къ устройству благополучія общественнаго, черезъ поступленіе на медицинскіе курсы. Нкто Семеновъ (мрачная энергическая фигура, кажется, и впрямь списанная, если не съ дйствительнаго лица, то съ легенды о дйствительномъ лиц) основательно пророчитъ Ольг, что, – покуда, молъ, вы отлюбите, пожалуй, и курсовъ-то для васъ уже не станетъ. Но Ольга упрямо стоитъ на своемъ: сперва полюблю въ полное свое удовольствіе, потомъ поучусь, и выйдетъ y меня всякому овощу свое время.
Нина Ставлина познакомилась съ репетиторомъ Романомъ Безпаловымъ, плнилась его кудрями:
– Ахъ, какой мужчина!
Затмъ бжала съ нимъ подъ снь струй и, вступивъ въ бракъ, принялась вертть благопріобртеннымъ кудрявымъ имуществомъ по своей прихоти и усмотрнію, что было очень скверно, вредно и какъ авторомъ, такъ и всми благомыслящими людьми справедливо осуждается.
Ольга Девичъ встртила бдняка-офицера Чарницкаго, влюбиласъ въ его цыганскій профиль:
– Ахъ, какой мужчина!
Мужчина оказался, дйствительно, недурнымъ, и не только со стороны цыганскаго профиля. Вотъ очень характерная послдовательностъ ихъ любовныхъ отношеній.
Чарницкій не любилъ Ольгу, когда на нее нашло вожделніе, чтобы онъ ее любилъ. Ольга сама назойливо объясняется ему въ любви, навязывается ему въ полномъ смысл этого слова. Чарницкій, съ самымъ настойчивымъ благоразуміемъ, указываетъ предпріимчивой двиц, что они во всхъ отношеніяхъ не пара. И Ольга тоже отлично сознаетъ правоту его. При всемъ томъ, – нтъ, хочу, чтобы любилъ, – и люби! Влюбиться въ красавицу, которая упорно вшается вамъ на шею, совсмъ не долго и не трудно, но Чарницкій, и потерявъ голову отъ влюбленности въ Ольгу, остается честнымъ человкомъ; объ понимаетъ весь бредъ связи, въ которую тянетъ его дикая двушка, и употребляетъ вс усилія, чтобы отстранить соблазнъ страсти, въ серьезность которой онъ не вритъ, a легко воспользоваться ею не хочетъ. Чтобы отвадить отъ себя Ольгу, онъ предлагаетъ ей испытаніе, очень тяжелое, компрометтирующее: придти къ нему во время его попойки съ товарищами. Ольга и на то согласна. Хорошо еще, что Чарницкій хотя и не ожидалъ отъ своей поклонницы столь геройской покорности, все-таки, сохранилъ въ душ нкоторое сомнніе: чмъ, дескать, чортъ не шутитъ? Отъ нея станется, вдругъ, возьметъ, да и придетъ? Потому что Ольга, дйствительно, пришла, и Чарницкій едва усплъ перехватить ее на лстниц меблированныхъ комнатъ, чтобы скрыть отъ пьяной компаніи. Когда же кто-то изъ товарищей, все-таки, замтилъ Ольгу, Чарницкій, до тхъ поръ выше всего на свт цнившій свою холостую свободу, торжественно объявилъ гостью своею невстою. Казалось бы, – «что и требовалось доказать».
Не тутъ-то было.
– Возьмите меня, какъ вашу вещь… но никакихъ условій, никакихъ цпей… Замужъ за васъ я не выйду никогда… Я не могу измнить себ… Ахъ, это потомъ, потомъ… У васъ свои цли, y меня свои. Зачмъ намъ загораживать будущее другъ другу?
Когда Ольга отдалась Чарницкому, онъ умоляетъ ее выйти за него замужъ. Нтъ.