Страждущие мужевладелицы

Когда о связи ихъ дозналось общество, – по бравадамъ самой же Ольги, – Ольга компрометтирована, Ольга лишается уроковъ и осуждена на нищету, – Чарницкій умоляетъ ее выйти за него замужъ. Нтъ.

Ольга беременна. Чарницкій умоляетъ Ольгу обвнчаться хоть ради будущаго ребенка. Нтъ.

Живутъ вмст, гонимые общественнымъ гнвомъ, безъ занятій, безъ средствъ, бднютъ, нищаютъ, голодаютъ, здоровье обоихъ разстроено въ конецъ, y Ольги что-то въ род чахотки, y Чарницкаго что-то въ род аневризма. Ребенокъ ихъ родится, измученный истощеніемъ и нервностью матери еще во чрев ея, онъ въ желтух и вскор умираетъ. Все время Чарницкій умоляетъ Ольгу о свадьб. Нтъ, нтъ, нтъ.

Почему же, однако, нтъ? Не потому ли, что, по взглядамъ Ольги, законный бракъ формальность, пойти на которую значитъ сдлать уступки общественнымъ требованіямъ противъ своихъ убжденій? Ничуть. Разгадка совсмъ иная. Просто – все это: любовь, сожительство, ребенокъ, – въ представленіяхъ Ольги, – дло временное. А, отбывъ его, Ольга примется за давно общанное, вчное дло; приготовится на медицинскіе курсы и будетъ женщиною-врачемъ. Почему нельзя сдлать того же, не замучивъ до смерти своего ребенка, a себя и любимаго человка до полусмерти, – это тайна Ольги и, обожающей ее, г-жи Вербицкой. Женщинъ-врачей въ Россіи много: огромное большинство изъ нихъ замужнія и дтныя, и прекрасное, честное дло ихъ отъ того ничуть не страдаетъ, что он по паспорту дамы, a дти ихъ пишутся брачными. Изображать женщинъ, изучающихъ медицину, какими-то жрицами свободной любви, презирающими не токмо законные, но даже твердо постоянные гражданскіе браки, и неустанными въ производств внбрачныхъ ребятъ, – было до сихъ поръ незавидною привилегіей ретроградной печати, къ которой г-жа Вербицкая, конечно, не принадлежитъ и принадлежать не можетъ. Тмъ курьезне сходство идей Ольги о медицинскомъ образованіи съ идеями Мещерскаго, Грингмута и К°. Въ чемъ, собственно, таится опасность и угроза, предчувствуемыя Ольгою своему «длу» въ брак, – постичь весьма трудно. Правда, Чарницкій противъ поступленія Ольги на курсы, но г-жа Вербицкая рисуетъ его такимъ сговорчивымъ и покладистымъ, въ рукахъ Ольги, малымъ, что это препятствіе не можетъ считаться серьезнымъ: Ольга, что хочетъ, то съ нимъ и длаетъ, и съ чмъ хочетъ, съ тмъ и заставляетъ его мириться, – заставила бы, конечно, примириться и съ курсами.

Что Ольга могла влюбиться въ Чарницкаго, хотя онъ и совсмъ другого поля ягода, разумется, вполн понятно и непредосудительно: отчего двадцатипятилтней двиц «съ темпераментовъ» и не влюбиться въ красиваго офицера? Но – вотъ что удивительно: эта поборница свободнаго чувства, эта противница крпкихъ любовныхъ цпей, оказывается затмъ столь же требовательною и убжденною мужевладлицею, какъ и капризная салонная фея, Нина Безпалова. Разница только въ томъ, что Нина коверкаетъ жизнь молодого талантливаго ученаго, – и вс ее за то проклинаютъ, a Ольгу прихоть ея пристроила коверкать жизнь молодого и не очень блестящаго офицера, и г-жа Вербицкая негодуетъ… на Ольгу? Анъ, нтъ: на офицера, – какъ онъ сметъ, чтобы рукамъ необыкновенной Ольги было трудно ломать его, въ качеств живой куклы. Совсмъ – «ужъ такъ-то ли мн было жаль тебя, маменька; ты такъ устала, колотя папеньку»…