Страждущие мужевладелицы

Ради сознательно и предвзято временной связи Ольга ставитъ Чарницкаго въ необходимость разссориться съ горячо любимою семьею. У Чарницкаго жалкая служба (межевой инженеръ), но лучшей негд взять. Даютъ ему командировку, – Ольга не пускаетъ: нельзя ей остаться безъ «минутъ высокихъ наслажденій». Изъ жизни Чарницкаго вынуто буквально всякое содержаніе. Ему даже музыка воспрещена, потому что отнимаетъ время y поцлуевъ. Онъ – любовный аппаратъ и только таковымъ обязуется себя понимать и чувствовать. Все что въ Чарницкомъ чуждо любовнаго о ней помысла, Ольга, съ самою откровенною яростью, ненавидитъ, презираеть, воюетъ со всмъ тмъ не на животъ, a на смерть. Совершенно та же логика любви y глупенькой Нины Безпаловой, которая ненавидитъ науку своего мужа, его лабораторію, его сотрудниковъ, его книги, все его «дло», потому что съ ними надо длиться своимъ Романомъ, a онъ, когда обнялъ ее впервые, то, такъ сказать, безсловно обязался быть весь ея, безъ соперницъ въ мір женщинъ ли, идей ли. Моментомъ своей двственной страсти об эти особы купили себ мужей-рабовъ и съ наивною твердостью увряютъ, что, молъ, рабство это, рабство тла и духа, есть все ваше земное назначеніе: если вы рабы, послушно ходите по нашей струнк и ни о чемъ постороннемъ не размышляете, то, значитъ, любите насъ; а, если осмливаетесь думать о чемъ-либо кром прелести владычицъ вашихъ, то, значитъ, разлюбили, измнили, предали! И владычицамъ остается только покарать васъ такимъ трагическимъ скандаломъ, чтобы волосы стали дыбомъ на голов и упокойники въ гробахъ сказали «спасибо», что умерли. Чувашъ, когда обиженъ сосдомъ, наказываетъ оскорбителя «сухою бдою»: вшается на воротахъ его дома. Японецъ наказываетъ обидчика, распарывая собственное брюхо. Дамы-мужевладлицы, подобныя Нин и Ольг, – словно бы чувашскаго и японскаго происхожденія, образа мыслей и поведенія.

– А! Ты бунтовать? У тебя свои мннія? свои знакомые? свои вкусы? разлюбилъ?! Такъ вотъ же теб! Помни на всю жизнь, что я твоя жертва, a ты мой убійца!

И – глядь: нахлебалась ни съ того, ни съ сего нашатырю, опіума, сулемы или другой мерзости…

Рабство чувства – и ревность, ревность, ревность! сцены, сцены, сцены! драмы, драмы, драмы!.. И все – «изъ-за выденнаго яйца», какъ опредляетъ каторгу своей жизни Чарницкій.

Любопытно, что всмъ глупымъ и тупымь, недостойно сладострастнымъ рабствомъ своимъ эти злополучные все же не въ силахъ внушить своимъ владычицамъ хоть искру доврія. Нина Безпалова отравилась, вообразивъ своего, ни въ чемъ неповиннаго, Романа измнникомъ, – ей даже и въ голову не пришло, что надо бы хоть объясниться что ли съ мужемъ, проврить, что и какъ… Ахъ, кузина упрекаетъ меня, что я дурно обращаюсь съ мужемъ! Ахъ, значитъ, онъ жаловался на меня кузин! Ахъ, значитъ, онъ съ кузиною откровенне и ближе, чмъ со мною! Ахъ, значитъ, онъ измнилъ! Ахъ, значитъ, не хочу жить на свт!.. За Чарницкимъ Ольга слдитъ по незнакомымъ домамъ, подглядывая въ оконныя щели… и сцены, сцены, сцены! драмы, драмы, драмы!.. И это жизнь? Это любовь? Это честныя супружескія отношенія? «Пудель, на что врная собака, и тотъ сбжитъ»!

Но мужчины кисти г-жъ Вербицкой и О. Шапиръ, Чарницкій и Безпаловъ, въ особенности первый, оказываются выносливе пуделей. Чмъ имъ круче приходится отъ влюбленныхъ владычицъ, тмъ они смирне покорствуютъ любовной власти. Случайно вырвавшисъ изъ своего семейнаго ада въ командировку, Чарницкій соблюдаетъ по отношенію къ Ольг врность Тогенбурга, a она издалека шпигуетъ его письмами, полными того ядовитаго ревниваго «великодушія», отъ котораго человку честному и самолюбивому можно съ ума сойти. И все это – опять-таки, точь въ точь по рецепту Нины Безпаловой: безъ данныхъ, безъ проврки, по однимъ слухамъ, предчувствіямъ, по молв людишекъ, которыхъ Ольга сама презираетъ. Ея любовникъ для нея богъ, но послднему червю, пресмыкающемуся y ногъ его, больше вры, чмъ этому богу.

Скажутъ:

– Но вдь ревнивыя опасенія какъ Нины, такъ и Ольги, въ конц концовъ, сбылись, какъ правдивый голосъ безошибочнаго инстинкта. Ихъ мужья, оставшись вн надзора, измнили-таки своимъ владычицамъ…