Стрижи на рекой

– А если еще какая женщина будет умирать от родов, ее обязательно спасет наш Павлик! – раздался уверенный голос Вероники, и все за столом с изумлением уставились на нее. Павел демонстративно покрутил пальцем у своего виска и скорчил рожу, Михаил, улыбнувшись в усы, продолжил доедать ужин. Одна Евдокия откликнулась на добрые слова своей ненаглядной:

– Вероника, наш Павлик станет хирургом, он будет резать руки и ноги раненым солдатам. А женщин будет лечить другой доктор.

– Жалко, мы ведь тоже люди, – огорченно пробормотала десятилетняя девочка, но тут уж не выдержал Михаил и оглушительно рассмеялся. За ним прыснула и Евдокия.

По выходным и праздникам Михаил и Евдокия ходили в церковь, стоящую над высоким берегом Урала. Михаил всегда надевал синие широкие штаны с красным кантом, заправляя их в высокие сапоги. Поверх надевал белую просторную рубашку на пуговицах под самое горло. На голове была белая фуражка. Евдокия тоже выглядела нарядной за счет кружевных воротничков на строгом шерстяном платье. В руках у нее всегда была сумочка.

В церкви собиралось общество, которое неофициально существовало всегда. Общество старых казачек, бывших законодательниц общественного мнения городка. Сейчас они группировались вокруг своего последнего оплота, церкви. Возглавляла их казачка Софья Птицына. После службы, когда все выходили из церкви на площадь, она незаметно оказалась рядом с Михаилом и Евдокией.

– Михаил, не пойму, с чего это Евдокия все молодеет, – старая казачка с усмешкой смотрела на Михаила.

– А чего ей стареть, еще столько дел впереди, – отговорился казак.

– Да, дел у нее достаточно, вот теперь матерью стала двоим сиротам…

Михаил внимательно посмотрел на Софью, а она отвернулась и смотрела с высокого берега на реку и куда-то дальше. Потом снова заговорила:

– Видишь, как низко летают стрижи? Наверное, будет дождь. Ох уж эти стрижи, притягивает их наша река. И птенцов своих где-то выводят, а летать учат только здесь, у родных берегов. Ну, прощайте, хорошая девка у вас растет, красавица. – Софья отвернулась и быстро пошла в другую сторону. Михаил и Евдокия стояли и смотрели ей вслед, потом взявшись под руки, тихо пошли домой.

– Она обо всем догадалась, – негромко сказала Евдокия.

– Она никому не скажет, – не сомневаясь, ответил Михаил.

– Девочка действительно становится красавицей, непонятно, от кого больше взяла – от Васеньки или Зинаиды? Какая была пара… Когда они шли по нашему парку, гуляя вдоль реки, все любовались ими.

– Уж кого, а красавиц в нашем городе всегда было много, просто глаза разбегались. Да и сейчас их не меньше.

– Михаил, неужели ты у нас такой глазастый?

– Не был бы глазастым, не нашел такое сокровище, как ты.

– Не знаю, что вышло бы, если ты искал бы меня после своей швейной машинки! А в выпускном классе гимназии глаз у тебя был еще зоркий.

– Да уж, трудно было мне пропустить такую девушку с длинной черной косой и синими глазами.

И вновь Евдокия таяла от слов мужа, крепче держалась за его руку, спеша домой к детям.

Глава 5

1937 год

– Татьяна, я так и знал, что застану тебя, – главный режиссер театра Петр Василевский открыл дверь костюмерной комнаты и увидел склонившуюся над платьем фигурку Татьяны.

– Да, я готовлю платье для завтрашней премьеры Алисы Четверкиной, – она подняла голову и улыбнулась. Обычно эта улыбка обезоруживала Петра, уносила его куда-то, но сейчас она резанула сердце.

– Уже поздно, мы остались последними, сейчас придет сторож и выпроводит тебя.

– Петя, что-то случилось? Только не лги, мое сердце не обманешь.

– Я хочу поговорить с тобой, только не здесь. Приходи на реку, к нашему месту.

Была звездная летняя ночь. Татьяна прошла к реке и спустилась к берегу.

Петру исполнилось тридцать лет, и вся его жизнь стала служением музе театра. Петр был родом из Смоленска, из семьи богатых промышленников. В семнадцать лет он пришел учиться искусству в Московский художественный театр. Семь лет участвовал в спектаклях этой труппы и считался талантливым актером. Ему страстно хотелось самому ставить спектакли, но в Москве у него не было будущего. Кто-то рассказал ему о Лещинском театре, и он, не задумываясь, приехал сюда.

Они встретились с Татьяной, когда оба были новичками и еще мало разбирались в интригах театральной труппы. Постепенно оба твердо заняли свои места, которое отводило им искусство.

Внешне Петр был похож на благородного рыцаря, какими они представлялись Татьяне в детстве. Высокий, круглолицый и голубоглазый, с прямыми русыми волосами до плеч, с острым веснушчатым носом и обаятельной улыбкой. Она сразу отдала ему свое сердце. А он долго не признавался себе, что эта голубоглазая немка, помешанная на аккуратности и чистоте, имеет над ним какую-то власть.