Строптивая невеста

Пока же – воспользовался традиционными методами, то есть слежкой и подслушиванием. Уж что-что, а оставаться невидимым и неслышимым он умел великолепно. Всю жизнь тренировался, изображая тень Мориса. У него так хорошо получалось, что большинство франкских аристократов было уверено, что у Черного Карлика один сын. Совершенно нормальный с виду, великолепно одаренный Ренар Морис. Собственно, в каком-то смысле так оно и было… наверное…

Думать об этом парадоксе Ренар не любил – тут же начинала болеть голова. Вдогонку к больной спине это было уже слишком.

В общем, девиз «Время – деньги» он заметил первым, и первым понял, что это именно то, что нужно. А еще – что ему крайне интересно, кто написал на его половинке слово «капитан» и вложил настолько сильный и при том незаметный манок, что стоило Рене взять в руки обе половинки – и ноги сами принесли его в библиотеку. К Ольге.

К великолепной, упрямой, язвительной, сильной и удивительно нежной…

Почему-то при взгляде на нее хотелось убить Мориса и проверить – в самом ли деле они настолько тесно связаны, как утверждал некий старый пройдоха? Того пройдоху Ренар не помнил, к нему обращался за тайной консультацией Черный Карлик через несколько дней после рождения наследника.

Или наследников.

Темная история. Не только эта, но вся история рода Д`Амарьяк.

– Красивый мобиль, – мечтательно сказал Ольга, разглядывая картинку в энциклопедии мобилестроения. – Тут написано, что это первый прототип, испытанный самим капитаном Драккаром.

– Вот оно, – не понимая толком, зачем делится с соперницей жизненно важной информацией, Рене ткнул пальцем в магографию приборной панели, занимающую половину страницы.

– Надпись?.. – переспросила Ольга и прочитала: – Время – деньги.

– Думаю, да. Девиз графов Хемплтон, младшей ветви семейства Говард, основатель – сэр Джеймс Роберт Говард, капитан шхуны «Драккар» и учредитель компании «Драккар». Зря вы, кстати, продали акции.

– Зря, – согласилась Ольга. – Я бы ни за что не продала. И от такого мобиля бы не отказалась.

– Красивый мобиль, – кивнул Рене. – Время, деньги… Первый Хемплтон… хм… часы…

Под внимательным взглядом Ольги он постарался не показать, что его осенило. Пусть сама догадывается дальше, он свое получил – и теперь дело за малым, проверить догадку.

Ольга тоже что-то шептала, сведя серебристые брови к переносице и напряженно разглядывая кончик его носа.

– Кстати. Ты в курсе, что отбой давно уже был, моя милая?

Глупо было называть ее так. Глупейшее мальчишество в духе Мориса. Но удержаться почему-то не было сил. Примерно, как удержаться и не съесть кусочек шоколадного торта, дожидающегося на буфете очередного приема и строго воспрещенного к поеданию детям. Под страхом жестокого наказания.

Разумеется, Рене очень рано освоил чары иллюзии, от которых торт казался целым. Лет так в пять. Что, впрочем, не спасло его задницу от розог, а смазливое личико Мориса – от синяков. Потому что нечего было сдавать его отцу. Мало ли, что не поделился!

С тех пор Рене либо делился добычей – либо проворачивал свои дела втайне от братца. Что давалось крайне тяжело. Все же их связь… а, в Бездну ее.

Просто называть Ольгу милой было щекотно и сладко, а отказывать себе в мелких удовольствиях Рене не привык. Их в его жизни не так уж много.

– Разумеется, – фыркнула белобрысая язва, чума и холера. – Боишься попасться фрау Фурии?

– Я бы на твоем месте не слишком надеялся на встречу с ней, – в тон ей усмехнулся Рене. Опять же, удержаться невозможно! Она так забавно фыркает и ехидничает! Смотрел бы и смотрел. И на вкус бы попробовал. Попробует. Обязательно. В подходящий момент. – Говорят, в общежитии водится кое-что пострашнее Фурии. И оно вылезает ночью, когда силы зла властвуют безраздельно.

– Ты, что ли? – лучезарно улыбнулась эта язва.

– А как ты догадалась, свет очей моих?

Нет, ну совершенно же невозможно! Она так сияет и искрится, словно нет на свете ничего приятнее, чем вот так пикироваться.

– У тебя слишком самодовольный вид… хм… Морис, моя прелесть, я не узнала тебя в гриме!

Рене рассмеялся, поймал ее руку и поцеловал костяшки пальцев – нежные, теплые, пахнущие бумажной пылью и чем-то неуловимо горьким и манящим, присущим только ей. Ольге Волковой-Мортале.

Даже немного жаль, что Д`Амарьяки не способны на настоящую любовь. Влюбиться в Ольгу было бы, наверное, очень приятно.

Отобрав руку, Ольга смахнула в сумку мелочевку со стола, подмигнула Рене и направилась к выходу из библиотеки, толкнула дверь, вышла. А Рене, чуть отстав, шел следом и любовался ее походкой. О, эти женские брюки, демонское искушение! Как она покачивает бедрами, шагая по пустынному холлу, и ее шаги отдаются эхом – от стен и где-то внутри него, оглушительным биением сердца. Неужели у него, у шевалье Д`Амарьяка, есть сердце?

Он так залюбовался, что не сразу заметил потускнение света огромной хрустальной люстры и какое-то подозрительное не то подрагивание, не то покалывание где-то на границе магического восприятия.