И уж тем более не успел сообразить, что за дерьмо он творит – то есть бросается к Ольге, сшибает ее с ног, и они вместе проезжают по скользкому паркету: она на спине, он – на ней.
А вот Ольга среагировала мгновенно. Оттолкнула его со всей дури, усиленной магией – так, что Рене упал спиной на пол…
– Какого де… – начала она, вскочив на ноги, когда ее прервал грохот.
Грохот, звон, пыль, брызги стекла, щепки паркета и через секунду – тихий, на грани слышимости, зуд тревожного сигнала.
«Почему зуд, а не оглушительный вой?» – подумал Ренар, ловя падающую прямо на него некромантку. Живую и невредимую. Проклятая люстра упала в трех шагах от нее. На то самое место, с которого Рене ее оттолкнул.
Что-то в спине жалобно хрустнуло, отдавшись ослепительной болью в левом бедре и ноге до самых кончиков пальцев.
Правда, боль тут же исчезла, словно ее стерли. Слишком близко была Ольга – растерянная, испуганная, такая открытая и беззащитная, такая…
Подумать он снова не успел. Или не захотел. Потому что ее губы оказались слишком близко. Так близко, что совершенно невозможно устоять. И Рене ее поцеловал. А она – ответила. Нерешительно и неумело, вся трепеща в его руках, и тихонько застонала ему в губы…
Дурацкое, глупое счастье продолжалось то ли вечность, то ли секунду, Рене не понял. Да и неважно это было. Она ответила на поцелуй. Почему-то это было очень важно. Невероятно важно. Намного важнее, чем то, что через мгновение она очнулась, глянула на него совершенно дикими глазами – и сбежала, словно за ней демоны гнались.
Наверное, все же гнались.
Потому что по некогда блестящему паркету кто-то шел. Медленно и неумолимо. Хрустя осколками и щепками, попадающимися под ноги.
Этот кто-то шел прямиком к Ренару, и явно не с намерением помочь калеке, не способному пошевелиться.
С трудом преодолевая боль в изломанных проклятием костях, Рене повернул голову, вгляделся в темный силуэт на фоне тусклого окна – и бессильно уронил голову на пол.
– Ты?! – хрипло спросил он, уже зная ответ.
Часть 2
Глава 1
О злом зайке и тонкостях родовых проклятий
– Ты?!
– Нет, Молчаливая Сестра, – отозвался едва видимый в свете луны силуэт.
– Невелика разница, – пробормотал Рене неслышно.
Слушая приближающиеся шаги, он лежал на спине и смотрел на дыру в потолке. Подняться сил не было. Даже сдвинуться, чтобы уменьшить боль в искалеченных проклятием костях – и то не было. И магический резерв почти на нуле.
Хорош грозный темный маг! Валяется тут и ждет, чтобы его добили. Беспомощный и беззащитный калека, вот он кто сейчас.
И какой демон его дернул снова спасать эту невыносимую девчонку?! Подумаешь, упала бы на Олье люстра. Ему же меньше проблем. Род Волковых прервется, проклятие – вместе с ним. Отец с удовольствием приехал бы на ее похороны, похвалил бы Рене за отлично устроенную месть.
Почему-то от этой мысли стало совсем тошно. И совершенно некстати вспомнилось ощущение ее губ на его губах. На самом деле он даже понять не успел, какое оно, это ощущение. Так быстро она сбежала. Словно за ней все демоны Нижнего мира гнались!
О, как она смутилась! Как разозлилась! Наверняка потому, что даже и не думала сопротивляться, наоборот, ответила на поцелуй, прижалась… вроде. И ей совершенно точно понравилось.
Да. Ей понравилось. Надо будет повторить. Если он выживет, конечно. Что весьма и весьма сомнительно.
Вот его славный прадед, с которым Рене не раз сравнивали в плане характера и талантов, Жорж Д`Амарьяк, ни за что не попал бы в подобную ситуацию. Он всегда и во всем побеждал.
Единственное исключение – Матильда Волкова. Она же единственная женщина, которую прадед любил. На чем и погорел. А Ренар, похоже, пошел по его стопам. Не то чтобы он влюбился в Олье, любить ни он, ни Морис вообще не умеют, в чем давно убедились. Но стоило признаться самому себе: он ею восхищается. Ее силой, ее упрямством, язвительностью, красотой, случайно проскальзывающей нежностью, а эти ее невероятно живые и выразительные глаза, в которых можно утонуть! Никто, кроме нее, не смотрел на Рене так… тепло, наверное. И никто, кроме нее, не отвечал на его поцелуи так горячо и естественно.
Да. Именно так. Словно она видела перед собой не калеку и урода, вызывающего инстинктивное отторжение, а красивого и привлекательного мужчину. Кого-то вроде Мориса.
Не то чтобы девушки шарахались от Рене или в глаза звали его уродом. Тут Фифа была первой и единственной. Потому что дура – раз, потому что не знает, кто он такой, – два.
В этом-то все и дело.