Строптивая невеста

 Прозекторскую зачистили технично и быстро. Они с Лансом накрыли упокоем, Д`Амарьяки обратили недоупокоенное в прах. Правда, случайно прахом обратились и простыни, и бумаги, и вообще вся органика, которой было всего ничего. Зато – чистота, покой и благолепие.

– А ты говорил, сложно, – чихнув от попавшей в нос пыли, довольно констатировала Ольга.

– Не сложно, а тяжело, – поправил Ланс. – Это только прозекторская, а у нас еще холодильники, приемная и подсобки. А также прилегающая территория. Вот ты уверена, что полковник ненароком не поднял дохлых кротов, крыс и жужелиц в радиусе сотни метров?

Подумав, Ольга покачала головой. И по-новому взглянула на вроде бы скромного размера морг.

– А от птички-умертвия я бы не отказался, – мечтательно протянул Морис. – Подарю Фифе, пусть наслаждается чудным пением по утра…

– Карканьем, – резко оборвал его Ренар. – Холодильник ждет нас, господа.

В холодильнике все повторилось. Ольга и Ланс накрывают сетью – зеленой, с легкими вкраплениями багрового. Откуда в ее некромагии взялся характерный привкус темной, она решила подумать потом, на досуге. А пока – работать поэкономнее, чтобы не свалиться с истощением.

Следом за некросами работали Ренар с Морисом. Слаженно, как одно целое, не то что без слов, даже не обмениваясь жестами и взглядами.

В отличие от прозекторской в холодильнике было «поживее»: трупы в закрытых ячейках ворочались и скреблись, с потолка падали какие-то слабоопознаваемые части тел. И даже один надкушенный сэндвич с котлетой. Он попытался уползти под скамейку, но Морис наступил на него и распылил.

– Эй, темные, не вздумайте превращать честные трупы дохлых горожан в пыль. А то потом от судебных исков не отмахаемся, – предупредил Ланс.

– То есть вот это, – Ренар ткнул пальцем с набухающим сгустком багровой тьмы в царапающие край приоткрытой ячейки когтистые пальцы честного трупа, – нужно отдать родне? Чтобы некому было иски подавать?

– Типа того, – кивнул Ланс. – Так что упокаиваем, а потом на каждого – отложенный «прах», чтобы рассыпались через недельку.

– Да их же тут несколько десятков, – возмутился Морис. – Мы потом сами ляжем, если на каждого отложенный «прах» делать.

– Ляжете – поднимем, – хищно усмехнулся Ланс.

Ольга хихикнула, прежде чем упокоить недодохлятину. На работе зануда Ланс преобразился. Вечно замедленные и словно чуть расхлябанные движения стали резкими и точными, заклинания летели с его пальцев точно в цель, без единой осечки. Как будто и не студент, а высококлассный некрос с двадцатилетним (как минимум) опытом. Об этом Ольга решила тоже подумать потом. Когда морг станет чистым и благостным, как храм Единого.

К концу зачистки, то есть часа через три, она в полной мере оценила подготовку Д`Амарьяков, а заодно поняла, почему темных магов так боятся.

Оба походили на демонов. Светский лоск слетел бесследно, оставив холодных безжалостных убийц. Точных и беспощадных. И – удивительно похожих. Горбун как-то распрямился, став ростом почти с брата, его ломкая неуклюжесть испарилась, сменившись острой угловатостью – словно он весь состоял из острых смертоносных лезвий. Так что если бы сейчас за его спиной распахнулись крылья химеры, Ольга бы ничуть не удивилась…

– Слева! – вырвал ее из наваждения окрик Мориса.

Она отпрыгнула с тропинки, и тут же в место, где она стояла, ударило заклинание, напоминающее сосульку из кровавого льда. Сосулька пригвоздила к земле нечто, состоящее из множества изломанных рук, моргающих глаз и щелкающих зубами человеческих ртов. Нечто заскрежетало, завыло на разные голоса – и растеклось лужей гнилой протоплазмы, тут же впитавшейся в почву.

– Мерзость какая, – хрипло от усталости сказала Ольга и поняла, что ноги ее больше не держат, а больше всего на свете ей хочется, чтобы вот этот черно-багровый человек (человек ли?) со светящимися желтыми глазами взял ее на ручки, погладил по голове и пообещал, что все будет хорошо. А потом уложил в кровать, накрыл одеялком и дал поспать часов двадцать. – Кажется, это был последний?

– Говорил же, береги силы, – сказал Ланс, ловя Ольгу за плечи и прижимая к себе. – Давай-ка, девочка, присядь…

– Ну не на землю же, – уже нормальным, не убийственно-острым голосом влез Морис. – Иди сюда, на лавку.

Через густой туман Ольга увидела, как красавчик снимает слегка запачканный кровью сюртук и расстилает его на деревянной лавке под огненной рябиной… кажется, это была рябина. И вроде Морис, а не Ренар. Кажется. Потому что он так и остался стоять, а Ренар присел с ней рядом, взял за руку и нажал где-то между большим пальцем и указательным.

– Ой, больно же! – слабо вскрикнула она. – Рене!

– Так-то лучше, – кивнул горбун, вглядываясь ей в лицо. – Голова не болит?

– Нет, – ответила Ольга и поняла, что сказала чистую правду: ничего не болело, перед глазами больше не плыло, и четкость окружающего мира вернулась в норму. – Со мной все хорошо, благодарю за заботу.

Ренар улыбнулся и накрыл ее ладонь своей, удивительно горячей.

– Кусается – значит, жить будет.