«…доброта вашего сердца ушла от меня безо всякой причины…, всего лишь за то, что я так верна вам».
Герцогиня продолжала укорять королеву чрезмерным покровительством политикам тори и саркастически просила просветить ее на предмет того, что она считает определяющими качествами, столь любезными Анне в них.
«Я прошу вас, опишите мне их характер… каковы суть сии дорогие создания, столь чрезмерно любимые, дабы я была склонна так же влюбиться».
Но особенно оскорбило королеву письмо Сары о гражданской войне, в вопросах которой герцогиня мнила себя знатоком, прочитав «все книги, малые и большие, написанные о сем предмете». Она полагала, что политическое мировоззрение Анны было сформировано тем, что ей поведали об этом конфликте в семье. Именно «сии россказни с детства вселили в нее такое омерзение к тем, кого в те дни называли вигами, или круглоголовыми», а посему Сара взяла на себя труд устранить пробелы в познаниях Анны по части истории.
«…король Карл отнюдь не был безвинной жертвой, ибо чрезмерная слабость сего незадачливого монарха внесла такой же вклад в его несчастья, как и озлобленность сих дурных людей [вигов]. Он подставил себя погибели, позволив руководить собой почти столь же дурными людьми, как и те, которые приговорили его к смерти, не последнюю роль среди которых играла королева Генриэтта-Мария. Покойная королева была не только француженкой, что само по себе является достаточным несчастьем, но и чрезвычайно дурной женщиной и католичкой до мозга костей… многие из тех тори, к которым вы так благоволите, в настоящее время, несомненно, перешли бы в эту веру».
У Анны захватило дух от подобного очернения ее деда и бабки. Она написала в ответ, что воздержится от комментария, поскольку «все, что я говорю, приписывается либо моей пристрастности, либо внушению мне блюдолизами и дураками». Годольфину же она излила душу, написав:
«Я теперь совершенно отчаиваюсь по сему поводу, каковой доставляет мне немалое огорчение, однако я всегда буду оставаться такой же и готова во всех случаях оказывать ей все те услуги, которые находятся в моей власти».
Это ничуть не смягчило Сару, и некоторое время спустя она обвиняла Анну в потакании тори при голосовании в парламенте по закону о земельном налоге.
«Я должна взять на себя смелость сказать, что это выглядит как безрассудная страсть…, ваше ослепление словом „тори“ не делает вас способной постичь глубину их явного вероломства».
Далее герцогиня просила извинения за то, что некоторое время не будет прислуживать королеве, ибо, если они встретятся, Сара будет считать своим долгом «высказать множество вещей, каковые, как известно мне (по моему печальному опыту), будут неприятны для вас».