Струги на Неве. Город и его великие люди

– Мы тут одни, – без обиняков перешёл к делу Никон. – Я ведаю, что казаки люди вольные, потому сюда и звал, чтобы тебя палатами не стеснять. – Любуйся на мой Новый Иерусалим и отвечай: ты взаправду в морских походах был?

– Турка воевали, в Трапезунд ходили, – подтвердил Васильев.

– Сколь казаков с тобой?

– Пять сотен без тридцати с ясаулом!

– Речные струги вам ведомы?

– Для рек хороши малые струги, великий государь и патриарх, – поклонился атаман. – Полтора десятка для моих товарищей нать.

– Малые, малые, – наморщил лоб Никон, – это в пять саженей[33]

?

– Да, и в сажень от борта до борта, – с неподдельным удивлением глянул Назар на высшего церковного иерарха.

– Не дивись, во всё вникать самому приходится! А ведь и таки струги для самых малых рек Ордин-Нащокин построил, – удовлетворённо кивнул патриарх. – Если я вас не к бусурманам в туреччину а к нехристям шведским пошлю – их побьёте?

– Всех порешим, кака разница – турку али свея, не сумлевайся, великий государь! – продолжил титуловать почти по-царски патриарха Васильев, видя, что Никону это приятно.

– Тогда вот тебе мой наказ: не мешкая пойдёшь к Ладоге, получишь по пути струги, выведешь в реку Неву и найдёшь там стан воеводы и стольника Петра Потёмкина. Будешь под его началом… Под его, под его, – завидев, как вдруг блеснули недобро глаза атамана, строго повторил патриарх. – Он самим царём поставлен! Ну, и мной тоже благословлён. Потёмкин спасает православных христиан, которых утесняют иноверцы на наших же старинных землях. У него стрельцы да солдаты, но их мало, да зато знатные пушки есть. Порознь вы всё одно не повоюете шведа: выйдут нехристи из Орешка да из Канцев и разобьют поодиночке, в клещи взяв. А жирный хряк Горн, наместник короля Карла на русских землях, будет по иноземным дворам похваляться, как споро казаков побил – и ещё головы ваши на пики прикажет нанизать да вдоль стен крепостных расставить.

– Не бывать тому! Самому кишки выпустим и вкруг шеи намотаем! – забыв, кто перед ним, схватился за кривую турецкую саблю атаман.

– Рвение твоё похвально, чадо, – совсем не по-патриарши довольно произнёс Никон. – И вот вам задача: шведа извести, православных христиан как можно боле на нашу сторону переправить. И крепости повоевать, да суда шведские топить, ежели сунутся в Неву али Ладогу при вас! Любо такое?

– Любо, – обнажил в улыбке зубы Назар. – На добрых стругах можно.

– Потому малые даю! Их, ежели что, и на руках перенести мочно. Ко всякому берегу подойти скрытно. А вокруг шведских судов – осами виться. И жалить, жалить.

– И на те суда итить! На абордаж!

– Куды?

– Есть так заморски слово.

– Пред мной иноземно молвишь?! – гневно сдвинув брови, злобно прокричал патриарх, не терпевший любую иностранщину.

– Не гневить. Абордаж в нашем понимании – конец всем нехристям, – успокоил Никона атаман. – Мы просто коротко в бою кричим – биться нать, а не речи грить.

– То дело, – согласился с казаком, тут же приходя в себя, великий реформатор. – Дозволяю абордаж!

– А с воеводой вы сговоритесь: он воинское дело ведает, муж крутой, горячий, минувший год у поляков Люблин изгоним взял! Помни, вы патриарши посланцы! Потому все ваши свершения – именем Господним! Не посрамите меня!

– У нас все старые казаки, голоты нет, – солидно сказал Назар.

– Добро. Отправляйтесь немедля. Два дня царёво войско провожал, теперь вами займусь. Жалованье будет двойное, из моей казны. Знашь сколь?

– Покудова нет.

– По два рубля в месяц на казака до новолетия. Ясаулу твому за всё – дюжина, тебе, как голове – двадцать рублёв. Довольно ль? – принял величественную позу Никон.

– Изрядно, – честно ответил Назар.

– Сам ведаю. На спасение православных мне казны не жаль. Сегодня пришлю до конца года. А ещё доставят на струги э-э-э… – Никон замялся на миг, но, быстро вспомнив, проговорил нараспев, – волконеи[34]

, сиречь малые пушечки, для боя на воде сгодятся.

– Сгодятся, – подтвердил атаман.

– Дале. Лично отслужу за вас молебен. Благословляю идти на Стокгольм и в други земли! – перекрестил упавшего на колени атамана Никон. – С нами Бог!

«А всё-таки хороший из него получился бы атаман, – подумал Назар, проворно сбегая с холма, – что до воеводы Потёмкина – поглядим ещё, что за храбр[35]. Ничо, первый бой покажет».

Вечером, как и обещал патриарх, к атаману прибыли доверенные люди патриарха с тяжеленным сундуком – казачьим жалованьем, и вестью: десять волконей будут ждать на стругах. А ещё Назару передали лёгкую и прочную кольчугу – личный дар патриарха Никона.

– Ишь какой заботливый главный поп Москвы, – пошутил старый ясаул Лука, осмотрев подарок. – Не то что Грозный царь! Тот Ермаку-атаману тяжкий панцирь пожаловал, так доспех его и утопил. А в этой кольчуге купайся сколь хошь – прочна, но легка, как рубаха!

– Говорил же тебе, такой как Никон на Дону в атаманы бы легко вышел, – усмехнулся довольный даром Васильев и удивил казаков патриаршим знанием водяного боя. – Благословил нас Никон итить на абордаж!

– Ну, ежели он про абордаж разумеет и в волконеях смекает, то да, ватагу б набрал! – согласился ясаул.

Орешек