Струги на Неве. Город и его великие люди

Майор остановился у старинной бойницы, помнившей, наверное, ещё воинственных новгородских князей, вечных соперников Короны в этих краях, – и вдруг поймал себя на мысли, что до сих пор не получил ответа от губернатора Ингерманландии. Он уж недели две как послал с рейтаром генералу и барону Горну, находящемуся ныне в Ниеншанце, рапорт об активности русских, их предполагаемых действиях, и предложил свой план. Граве писал, что, как только русские осадят Нотебург, а за этим они сюда и направляются, Горну следует отправить из Ниеншанца отряд, с помощью которого они возьмут осаждающих в клещи. И действительно: у него почти в десять раз меньше солдат, чем у воеводы Потёмкина, но это – дисциплинированные шведские солдаты, соблюдающие в бою строй, знающие, когда и куда ударить. Такие же и у коменданта Ниеншанцкой крепости подполковника Томаса Киннемонда. К тому же, хотя в письме этого и не указывалось, – не по чину майору давать советы генералу и королевскому губернатору – Франц Граве очень надеялся, что осторожные Горн и Киннемонд сами не помчатся в битву, которая не сулит никаких лавров, а назначат командовать отрядом его старого знакомца ещё по войнам с имперцами: ритмейстера Якоба Берониуса. Вот уж повеселятся рубаки в конце их славной военной карьеры: две сотни хорошо обученных рейтар, драгун, пикинёров и мушкетёров под командованием офицеров Густава Адольфа стоят тысячи русских служилых дворян, собранных, как обычно, по городам и плохо обученных, да крестьян, по прихоти их царя объявленных вдруг солдатами. А рота стрельцов погоды не сделает!

Да, хорошо повеселились бы два ветерана! Граве давно переобучил своих пикинёров действовать как мушкетёры – он, как великий Густав Адольф ранее, тоже полагал: построения в испанские «терции» изжили себя. А Берониус, после того как его король-кумир упразднил рейтарскую стрельбу во время атаки, чтобы не останавливаться и не снижать темп, выучил своих подчинённых палить на ходу, быстро убирать пистолеты и обнажать палаши. Ах, какой прекрасный бой мог получиться!

Но почему же не отвечает Густав Горн? Чёрт его знает! Майор зло плюнул в бойницу и продолжил свою ночную прогулку. Так часто бывает: вместо того чтобы идти на Ригу с государевым полком, хороший, но не знатный, по-видимому, русский воевода, со всяким сбродом направлен к Нотебургу, а какой-нибудь разряженный в пух и прах тупогловый русский барон будет гнать лучших солдат царя Алексея в бесплодные атаки на рижские стены под мушкеты солдат Делагарди. И у шведов: вместо того чтобы поймать врага в элементарную ловушку, майор великого Густава Адольфа должен закрыться с рейтарами в крепости, потому что мнящий себя великим политиком и стратегом барон Горн, к слову сказать, племянник старого спесивого графа и фельдмаршала Горна, бездарно проигравшего в 1634-м будущему императору Фердинанду решающую в тридцатилетней войне битву при Нёрдлингене, не решается выступить! И зря её величество Кристина, увы, возлюбившая католичество и отрекшаяся от престола дочь Северного Льва, обменяла его в своё время на трёх немецких генералов! Не протежировал бы сейчас племянничку!

Майор тяжело вздохнул, остановившись на миг, скрестил руки на груди, втянул голову в плечи и подумал, что старому товарищу Якобу Берониусу и того хуже: он даже не комендант Ниеншанца и – умный офицер и чистокровный швед, дворянин из хорошего древнего рода – во всём должен подчиняться типичному наёмнику, исполнительному, но не инициативному шотландцу, подполковнику Киннемонду. Это значило, что, случись беда, главный удар в этой крепости примет старый ритмейстер, никогда не желавший знать, что такое ретирада. Тридцать лет назад Якоб стоил десятка любых солдат. Сейчас он так же стар, как его латы времён тридцатилетней войны, иссечённые вражескими шпагами. Рейтар же с ним два десятка! И майор Граве не в силах помочь ни старому боевому другу, ни Ниеншанцу Ему остаётся только одно: держать Нотебург и внимательно следить за Потёмкиным, чтобы, поймав его на серьёзной ошибке, вывести сотню солдат из крепости и нанести разящий удар. И он сделает это! Граве хищно втянул ноздрями ночной воздух, решив, что с завтрашнего дня надо будет урезать пайки – грядущая осада могла растянуться надолго, а на скорую помощь от высокого начальства и уж тем более Стокгольма он благоразумно не рассчитывал.

Как ни готовились к приходу русских шведы, Потёмкину, благодаря проводникам из местных рыбаков, удалось подойти к Орешку раньше намеченного как им, так и Граве, срока. Вошедшие в Неву на рассвете большие и малые струги, суда, тянувшие дощаники, заплясали на месте, борясь с сильным невским течением в виду величественной крепости. Воевода, широко расставив для устойчивости ноги на палубе своего большого, саженей пятнадцати в длину, струга, внимательно оглядывал крепостные стены. Каменную громаду Орешка он невольно сравнил с былинным русским храбром Святогором, заснувшим на острове в истоке реки в полном вооружении.